отставил кубок в сторону.
– Раб, забери, этот вариант слишком приторный.
– Кстати, о власти, Юлиан! – воскликнул Марин. – Когда я направлялся к тебе, то слышал на улицах шум. Люди кричали, что вооруженные преторианцы опять что-то затеяли и идут то ли на Капитолий, то ли на Палатин.
Дидий Юлиан вскочил. Глаза его сверкали.
– Что же ты до этого молчал, Марин? Конечно, Апеллес, Корнифиция – для тебя они важны, а весь остальной мир никчемен и ничтожен! Но весь твой мир так или иначе зависит от того, что происходит вокруг него. Как мог ты позабыть такие важные вещи, как выступление преторианцев? Еще не улеглась память после бунта в поддержку консула Фалькона, как возник новый бунт!
– Почему именно бунт? – удивился Марин, насторожившись, как и остальные гости.
– За последние три месяца появление вооруженных в доспехах преторианцев на улицах Рима приводило либо к смене власти, либо к подготовке этой смены, точнее – к бунту!
– Ты прав, Юлиан. Прости меня, что я не придал должного значения сегодняшнему событию. Может быть, стоит послать рабов, чтобы они разузнали, что да как?
– Конечно! Пошли рабов, Юлиан! Не мешкая! – заговорили гости.
Юлиан приказал своему вольноотпущеннику, смотрителю дома, отправить двадцать рабов на форумы, Палатин, Капитолий. Манлия Скантилла тут же услышала о новости, принесенной Марином, и, будучи не в силах сидеть спокойно, пока нет никакой определенности, присоединилась к мужу за столом. Она чувствовала – в Риме совершается нечто грандиозное. Однако гости быстро усомнились в масштабе преторианского выступления и его значимости, считая наказание пятидесяти преторианцев Марка Квинтиллиана и изгнание консула Фалькона ярким знаком твердости власти Пертинакса.
В ожидании известий разговор за столом не клеился. Манлия Скантилла и Дидий Юлиан перешептывались и часто отвечали невпопад на вопрос гостей. Луций Марин первым откланялся и ушел. Чтобы как-то развеять создавшееся напряжение в компании, позвали полуголых рабынь-танцовщиц, которые под мерные звуки флейт покачиванием круглых бедер и обнаженных грудей привели гостей в приятное расположение духа.
Спустя час, когда танцы стали надоедать, а некоторые из сенаторов, распаленные похотью, уже просили у Дидия Юлиана себе для короткой утехи кого-нибудь из танцовщиц, раб принес письмо. Префект вигилов Плавтиан, закадычный друг Юлиана, сообщал ему, что Пертинакс убит собственной гвардией и в Риме воцарилось безвластие.
Манлия Скантилла, заглядывающая в письмо через плечо мужа, вся затряслась от волнения.
– Наконец-то! – торжествующе произнесла она, не зная, следует ли немедленно посвятить в известие от Плавтиана всех гостей. Дидий Юлиан, так же очень взволнованный, почти мгновенно протрезвевший, прикидывал, что сейчас он может предпринять.
И тут как раз явились три его раба и громко возвестили о гибели императора.
Гости повскакали из-за стола, сенаторы, желавшие танцовщиц, сразу позабыли о них. Все наперебой стали задавать вопросы рабам, требуя подробностей.
Рабы отвечали, что лично видели, как преторианцы шли по улицам с головой Пертинакса на копье, а народ разбегался от них в ужасе. После этого на многих улицах начались беспорядки. Они слышали, что якобы Палатин пуст – все, кто жили во дворце Флавиев и других дворцах, разбежались от страха за свою жизнь.
Появились еще пятеро рабов, запыхавшиеся от бега. Они начали сообщать другие подробности. Люди на форумах говорили, что теперь императором назначат либо Эмилия Лета, либо Пертинакса-младшего, но потом рабы тут же опровергали свои слова, ссылаясь на то, что кто-то видел убегавшего из дворца префекта претория, и это было явно не похоже на то, что его хотят посадить на трон. Ходили так же слухи, что кто-то из преторианцев пошел к дому префекта Рима убивать Пертинакса-младшего, а также слухи, что паренька спешно увезли из города по приказу деда. Однако самым достоверным было известие, что Сульпициан находится в лагере преторианцев и ведет с ними какие-то переговоры.
Дидий Юлиан нахмурился. Он догадывался, о чем мог вести разговор с гвардией префект Рима.
– Трон себе хочет заполучить! – со злостью проворчал Дидий Юлиан.
– Что б он сдох! – пробормотала Манлия Скантилла. – Что б его преторианцы разорвали!
Не прошло и еще полчаса, как появился еле живой от быстрого бега раб, проследивший за преторианцами до их лагеря. Упав на пол, умоляя дать ему попить, он, жадно глотая вино, поднесенное самим взволнованным хозяином дома, сказал, что гвардия объявила аукцион.
– Какой аукцион? Говори, несчастный! – взревел Дидий Юлиан с безумной надеждой, что его мысли окажутся правдой.
– Кто больше заплатит преторианцам, тот и станет императором, – выпалил раб, поперхнувшись вином.
– Даааа!!! – рассмеялся Дидий Юлиан, приходя в неописуемый восторг. – Манлия, сколько миллионов у нас сейчас есть в доме?
Манлия Скантилла, онемевшая было от радости, быстро вспомнила недавний отчет смотрителя виллы.
– Где-то около пяти миллионов сестерциев.
– Мало!
– Что же делать?
– Возможно, надо добыть в моих поместьях еще денег. Но вообще-то Пертинакс должен был изрядно пополнить казну. Ладно, я должен немедленно спешить в каструм, пока меня не опередил кто-то другой!
Преторианцы, стоявшие на стене над воротами каструма, крикнули:
– Здесь сенатор, трибуны!
– Кто он? – спросил один из трибунов.
Префект Рима Сульпициан, проголодавшийся и уставший, был раздосадован. Несмотря на все неудобства, он готов был стоять в лагере хоть до ночи, чтобы, если никто из патрициев не придет покупать императорский титул, он оказался единственной кандидатурой.
Префект вылез из паланкина, готовясь к схватке с неизвестным гостем.
– Это сенатор и бывший консул Дидий Юлиан! – возвестил дозорный.
Это имя преторианцам ничего не говорило.
– Что ему надо? – спросили трибуны.
– Говорит, что хочет стать императором и готов заплатить хорошую сумму, – отвечал дозорный.
Сульпициан немного успокоился. Дидий Юлиан совершенно не выделялся в ряду сенаторов. Были среди них и намного богаче него.
– Префект! – обратился к Сульпициану Гортензий Прим. – Ты подтверждаешь, что готов заплатить по две тысячи денариев на каждого преторианца, если мы объявим тебя императором?
– Да, конечно, подтверждаю!
– Дозорный, передай сенатору, что префект Рима предлагает нам две тысячи денариев каждому, кто в каструме. Что предложит он?
– Не впустить ли сенатора? – спросили дозорные.
– Нет, пусть остается там. Соперники не видят друг друга. Так будет честнее вести торг. А то еще драку начнут. Ха-ха-ха!
Дозорный передал предложение Сульпициана Дидию Юлиану.
Юлиан размышлял. Почему его не впускают за ворота? Может, Сульпициан готовит какую-то ловушку? Один ли там префект или с ним кто-то еще из желающих сесть на трон? Рабы, только что несшие его паланкин практически бегом, тяжело и громко дышали, опустившись на корточки, и этим раздражали сенатора. Дидий Юлиан взял себя в руки. Он решил, что не уйдет отсюда обычным сенатором, чего бы это ему ни
