эти секунды будто вновь прожил обе своих жизни и, как мне показалось, где-то там, далеко-далеко, – он ткнул пальцем в рисунок, - был ТОТ, кто их оценивал, разделяя всё совершённое мной, на добро и зло.
- Дядя Свар. И чего получилось больше? – девочка заинтересовано подошла ближе и заинтересовано заглянула в глаза мужчине.
- Мне трудно судить себя, но, как мне показалось, добра было больше, как ни странно. Ведь не всё зло, что я совершил в жизни, по сути, являлось именно что злом. Да… Удивили Вы меня… Можно вопрос? Конечно, если пожелаете мне ответить.
- Откуда в голову Словены пришёл образ этого рисунка? Извини, но в данный момент позволь промолчать. Хотя могу предположить, что этот знак ты вскоре увидишь воочию.
- Значит это что-то связано с ребятами? – Свар грустно улыбнулся. – Я всегда чувствовал, даже когда они были ещё совсем детьми, что эта парочка будет необыкновенной во всём. Что ж, больше вопросов нет. Подождём вместе известий о сосотоянии Антона и Арины. А пока…
- А пока, дядя Свар, пожалуйста, начни выполнять своё обещание. Мам, меня первую дядя рисует, хорошо?
Девочка залезла на стул, где до этого сидела её мама и постаралась изобразить на своём лице одновременно гамму разных образов и настроений – и грусть, и тоску, и печаль, и радость и… вообще непонятно что…
Свар в удивлении посмотрел на ребёнка, а потом, протянув руку, нежно пощекотал девочке пятку и…
Дождавшись, когда ребёнок прекратит хохотать, мужчина быстрыми штрихами набросал образ, а вот дальше, как увидела Катя, стоявшая сбоку от Древнего, начал работать ХУДОЖНИК. Каждое нажатие карандаша было именно там, где нужно, а лёгкие штрихи, вроде как случайно нанесённые на бумагу, вдруг оказались замысловатыми кудрявыми локонами девочки….
Когда Свар закончил и положил на стол карандаш, Катя громко выдохнула – ей показалось, что вообще не дышала всё время, боясь помешать мужчине творить. Женщина не могла глаз оторвать от рисунка, точнее, портрета, сделанного простым карандашом, но этот рисунок был словно живой – при малейшем наклоне бумаги казалось, что глаза девочки сами собой моргают, а её губки вот-вот откроются, что бы что-то сказать…
Славена тихо опустилась со стула и, робко подойдя к мужчине, заглянула и… замерла. Потом, поднявшись на цыпочки, ткнула губами куда-то в область шеи мужчины и, обняв его тонкими ручками, крепко прижалась.
- Спасибо тебе, - прошептал ребёнок, по щекам которого покатились слёзы. – Если ты мне подаришь его, я буду самой счастливой на свете. Подари, прошу.
Древний даже испугался проявления таких чувств от ребёнка. Аккуратно обнял её одной рукой и прошептал тихо в ушко девочки.
- Малыш. Я тебе честно признаюсь – увы, не смог передать и сотой части того, что в тебе есть. Ты намного-намного лучше, чем на рисунке. Поверь. Я тебя не обманываю. А рисунок, конечно же, твой – я ведь именно для тебя и рисовал.
Словена вновь поцеловала мужчину и, аккуратно взяв из его рук лист бумаги, держа его чуть ли не на вытянутых руках, торжественно, но, в тоже время, и с какой-то непередаваемой грустью, понесла в свою комнату.
- - -
Через пару минут на кухню заскочил встревоженный мальчуган, сжимая кулаки и, насупившись, исподлобья произнёс.
- У меня два дела. Первое – дедушка просил на несколько минут ножик или отвёртку. И второе. Зачем Вы обидели мою сестру?
Катя недоумённо переглянулась со Сваром.
- Мы не обижали её ничем, честное слово.
- А почему она тогда закрылась в туалете и горько плачет? Мама, ты сама знаешь, что Славку просто так не обидеть. Значит, ты мне говоришь непраду?
- Слав. Я тебе клянусь – мы ни слова обидного девочке не сказали.
- И я тебе клянусь, - поддержал Катю мужчина. – Мы её не обижали, да и как можно обидеть такое чудо из чудес?
- Вы правду говорите? – не унимался мальчик. – Мы с сестрой всегда друг за друга стоим, поэтому если Вы её обидели, значит и меня.
- Да успокойся ты, настырный. Говорим же – не обижали её, – Катя достала из стола небольшой ножик и протянула сыну. – Иди, отнеси деду то, что он просил. А зачем ему нож, не говорил?
- Нет, – мальчик был серьёзен. - Славка сначала к дедушке зашла, а потом в туалете заперлась.
- Иди, малыш, – улыбнулась Катя. – Я сейчас подойду и всё вместе выясним. Договорились?
Мальчик кивнул и ушёл.
Катя улыбнулась, проводив взглядом сына и обернулась к мужчине. Выражение её лицо стало серьёзным.
- Вернёмся к насущему. Ты понял состояние Олега?
Свар в смущении опустил глаза.
- Понимаешь, Кать. Не столь трудная задача определить что творится с Белым, хотя, как её решить щадящим способом, увы, не знаю. В двух словах следущее – все мысли и бред, что появлялись в голове Олега во время комы, он перенёс на действительность. Прости, наверное, сумбурно объяснил. Попробую сформулировать иначе… Вообщем, дело обстоит так – мысли, бредовые видения воспалённого сознания он принимает как реальность прошедших лет. И сейчас не может разделить – что было на самом деле, а что нет. И на двойняшек спроекцировал именно свои бредовые видения. Что странно – он сам это осознаёт, поэтому и злится. Злится на себя. Пытается разобраться, но, в итоге, запутывается ещё больше. Как ему помочь? Есть способ – надо лишить его тех, вымышленных, воспоминаний. Как это сделать, в принципе, знаю, но вот силёнок у меня не хватит. Тут нужно задействовать двух-трёх хороших психиатров или менталов. Ну, или… наших ребят. Думаю, что с помощью Арины и Антона вполне справлюсь с этой проблемой. Просто заблокируем часть его памяти. На общем состоянии здоровья Белого это никак не скажется. Единственный минус – он всегда будет чувствовать провал в памяти, хотя и понятно – кома есть кома. Но с осознанием своей беды он, надеюсь, со временем справится.
- Свар, - Катя была подавлена сказанным, хотя и сама последнее время замечала странности в поведении супруга. – Но Антон с сестрой, как сам знаешь, никогда не лечили болезни, связанные с мозгом. Это для них табу. Отказывали всем, даже если было малейшее подозрение на инсульт или психические расстройства. А тут предлагаешь им работать
