умирал. Человек не должен был причинить ему такого вреда – это было странно. Костлявая девушка с длинными тёмными волосами, в чёрном платье не по плечу, неловко приблизилась к зверю. Белые пальцы перебирали чёрную шкуру, стараясь его успокоить. Зверь глухо рычал, в ночной воздух рвались клубы горячего пара. Найдя в шкуре рану, крестианская ведунья приникла к ней и втянула ртом отравленную кровь. Всё её существо передернуло, она различила вкус серебра, тут же выплюнула отраву на землю и вытерла губы рукавом платья. Зелёные глаза со слезами смотрели на муки чёрного хищника. Вслед машине сверкнул мстительный взгляд сгнившего изнутри двоедушца.
*************
Они ехали без остановки всю ночь. Дождь продолжался, бурлящие ручьи размыл дороги. Не раз путь машине преграждали низины, которые теперь выглядели словно разливные озёра. Но, несмотря ни на что, Арсений только прибавлял ход. Внедорожник рвался сквозь рытвины и канавы, поднимал за собой фонтаны грязи, ломал упавшие деревца и ни разу, словно его хранил кто-то свыше, в пути не заглох.
После нападения волка, скиталец и водитель молчали. С каждым пройдённым километром лицо наёмника суровело. Только к полудню машина выехала к прибитым дождём и градом пшеничным полям. Солнечный цвет колосьев поблёк – пелена дождя оттеняла его серой хмарью, а ледяные струи воды губили хрупкую жизнь, поднятую тяжёлым трудом человека.
Только сейчас Арсений тревожно воскликнул:
– Не убирали ещё, на полях все гниёт!
– Ранняя осень, никто не успел, – вступился скиталец, но наёмник не слушал. Он вцепился глазами в дорогу, выжимая из машины последнее. Когда над грязно жёлтыми полями показались тёмные избы Ржаного, Арсений открыл дверь и, не сбавляя хода, привстал на подножке. Но за пеленой ливня ничего было не разглядеть, показалось только, что нет ни одного огонька.
– Уже скоро, не бойся. Они должны быть в порядке… – но даже Олег понимал, насколько слабо сейчас звучат его утешения. Водитель вернулся на место и снова ничего не ответил. Рука Арсения метнулась под тёплую куртку и крепче сжала обережную куколку.
Ржаное – крепкая община на три десятка домов. Бывшие невегласе приняли христианство и пытались вырастить на своих землях пшеницу, добытую в Аруче. Пусть на это ушло не одно короткое лето, но с помощью Монастыря вся округа, со временем, озолотилась колосьями. Если бы не машина, найденная и отремонтированная отцом Арсения, он бы тоже работал в поле со всеми, жил оседло, с семьёй, не рискуя на заработках. Но мир стал теплее для человека, появились деньги, и Арсений хотел зарабатывать на дороге, а не тратить силы как пахарь.
Броненосец домчался до общины через десять минут. Не сбавляя хода, Арсений влетел в маленький двор и озарил светом фар скромный бревенчатый дом. Ворота были распахнуты, за ними стояли разбитые хлев и сараи надворья…
С первого взгляда Олег понял, кто это сделал – в створке ворот был воткнут обломок копья с волчьими когтями на оплетении. Двери в избу выломаны, окна разбиты. Осенний ветер пытался раздуть мокрые от дождя занавески.
Арсений затормозил, выскочил из машины, но Олег знал, что случилось. По сердцу резануло нехорошее предчувствие. Не помня себя, старый скиталец бросился следом, догнал наёмника и схватил за плечо:
– Пусти! Я к жене приехал! Пусти! – как бешенный зверь заорал во всю глотку водитель.
– Не ходи туда, слышишь! Не смотри! – держал его Олег.
Наёмник вырвался, развернулся и со всей силы ударил Олега в лицо. Скиталец рухнул в раскисшую грязь и зашёлся резким приступом кашля. Даже если бы он мог, то не стал больше мешать Арсению – наёмник имел право видеть, он имел право знать, что случилось с его семьёй. Широкими шагами водитель взбежал на крыльцо, влетел в дверной проём и исчез внутри дома. Олег привстал на земле и обречённо взглянул на скошенные двери избы. Через полминуты, на весь двор, на всю общину, на весь замёрзший мир разлетелся отчаянный крик.
Скиталец тяжело встал и с одышкой, пошатываясь прошёл вслед за другом. В тёмной избе сгустился тяжелый запах запревшей сырости, вещи раскиданы, мебель поломана, крышка погреба поднята, на досках пола отчаянные царапины от ногтей. Скиталец рассеяно огляделся – остатки посуды, разбросанные поленья и втоптанные в грязь листы с детскими рисунками. На столе, в разодранной одежде, лежало тело зарезанной женщины. Перед ним, упав на колени, раскачивался очумевший от горя наёмник. Со спины Олег не мог разобрать, кого он убаюкивает на руках, но, когда увидел испачканные в крови тонкие ножки, всё понял.
– Су-уки! – выл Арсений, целуя тёмные волосы дочери. – За что?! За что!..
Захлебнувшись собственным криком, он ещё пуще стиснул в объятиях тело дочери:
– Не успел я к вам, не доехал! Давно должен быть дома, умереть за вас должен, спасти вас!
Он неловко запустил руку под куртку, достал куколку из травинок и приложил её к груди мертвой девочки:
– Сберегла ты меня, всю дорогу хранила, только бы я к вам целый добрался! Не сумел я, не сберёг! Не туда своротил, дурак, всё, всё, всё потерял! Нет у меня больше здесь ничего!.. Сволочи!..
Он затих, прижимая ребёнка к себе – не родного, усыновленного, от той женщины, которую полюбил, ради которой жил, рисковал, с кем семью создал и всей душой рвался!.. И не успел.
– Арсений… – тихо позвал Олег от порога. Осиротевший мужчина не двигался, словно сам превратился в убитого у обочины зверя. Старик осторожно подошёл, хотел что-то сказать, вывести из неразрывного горя, но наёмник вдруг сам обронил:
– Скиталец… там свёрток в машине – я им вёз. Ты мне его принеси…
Немного помедлив, Олег развернулся и быстро, как только мог,
