Каждая находка Бероева не столько давала ответы, сколько рождала новые вопросы. Укрытие явно было не от человека – от зверя. Человека таинственный незнакомец не боялся вовсе. Понятно почему – он уверен, что чужим сюда хода нет.
Но и жилья в долине не оказалось. То есть старатель приходит в долину как на работу и, закончив, вновь покидает. Вахтовый метод. Но откуда же тогда он приходит?
Олег вновь огляделся. Кажется, долина закупорена со всех сторон. Через расщелину, через которую попал сюда он сам? Тогда были бы свежие следы.
Осталось единственное неосмотренное место – берёзовая роща на противоположном от расщелины крае долины. Олег зашагал к ней. По мере приближения в ноздри всё сильней ударял запах тины. Он раздвинул кусты у подножия берёз и отшатнулся: перед ним булькала и чавкала непролазная топь.
Назад, в лагерь, Олег вернулся к ночи.
Ещё не дойдя до ворот, различил слабые прерывистые стоны.
Склонившаяся у печи Танечка порывисто оглянулась на звук. Олег показал тушку подобранного сурка, бросил у печки.
Танечка невнимательно кивнула. Губы на припухлом личике задрожали.
– Он бредит! – сообщила она безысходно.
Игорь, пылающий жаром, раскинулся на матрасе, длинные сальные волосы разметались по подушке. Танечка протёрла сухие горячечные губы, положила на лоб влажную повязку. Влага будто вернула больному сознание. Игорь порывисто ухватил её за руку.
– Любишка! – Он сжал Танечкину ладонь, прижался щекой.
– Надо же – любишка. – Танечка растрогалась. – И чего только не напихано в нашем подсознании. Московский аспирант-выпендрюжник. И вдруг древнерусское словцо! …Знаешь, как его жалко? Пыжится, изображает из себя. А в сущности – беззащитный.
Она присела на краешек нар, по-бабьи, не похоже на себя раздвинула ноги.
– На Чару не пошёл?
– Да там… – Олег жестом изобразил гористость дороги и её бесконечность.
– Да, бесполезно, – согласилась Танечка. – Я сама, как ты ушёл, сообразила. Как ни беги, счёт-то на часы. Дотянет ли вообще до утра?
Видеть её слезящиеся глаза было невозможно.
– Танюш. Я дорогу к человеческому жилью отыскал. По моим прикидкам, отсюда несколько километров.
– Жильё?! – Танечка встрепенулась. Жильё – это люди, транспорт, лекарства, наконец. Это – надежда.
– Несколько километров – это не пятьдесят. Несколько мы как-нибудь его дотащим…
Она бросилась собираться.
– Там болото. Топь! – остановил её Бероев. Танечка осела. – Правда, есть вешки. Немного прошёл по ним. Но темнело. Пришлось вернуться.
– Но ведь по вешкам можно, правда?! – Она непрерывно теряла и обретала надежду.
Олег с сомнением повел головой – больной вновь начал бредить. Да и вспоминать о пережитом страхе не хотелось. А уж повторять заново! Брр! Его передёрнуло.
– А я супчика пока сварганю. Мясного. С наваром. Говорят, очень помогает! – заискивающе пообещала Танечка. – Подкрепимся на дорожку… В конце концов, другого варианта у нас нет! – рассердилась она.
К ночи бред прекратился. А к рассвету и кашель поутих. Игорь, с его слов, и впрямь почувствовал себя лучше. Объявил, что готов хоть до Ла-Манша. Может, и впрямь бульон помог.
Танечка сразу приободрилась, засобиралась. Запорхала. И хоть план их выглядел совершенным безумием, сил отговаривать её Бероев в себе не нашёл.
Вышли, едва забрезжило. С одним рюкзачком на всех. Всё лишнее бросили в проходной.
Больного, укутанного, обмотанного женским пуховиком, вела Танечка. Вялый Игорь старался чем мог помогать друзьям. Он плохо сознавал, куда и зачем идут. Но всё-таки хотя бы ступал сам. Лишь по временам сгибался в приступах кашля.
Прокладывающий путь Олег слушал нежный Танечкин щебет. Она беспрестанно нашёптывала что-то успокоительное. Что, видимо, не давало больному забыться.
Танечка сама находилась в прострации. Всё-таки вторые сутки без сна. Но, задавшись целью во что бы то ни стало спасти Игоря, она передоверилась Олегу и вовсе ни на что не отвлекалась. Просто автоматически передвигалась след в след. Не обратила внимания ни на диковинную расщелину, в которую пришлось протискиваться, ни на чудную долину.
Лишь когда упёрлись в болото, Танечка будто вернулась к действительности.
Вид трясины наполнил её ужасом. Смерть, издалека умозрительная и потому не слишком пугающая, вблизи булькала, чавкала, зазывала.
Она затравленно глянула на Бероева.
– Ведь это по вешкам, правда?
Олег отмалчивался.
– Ты ж говорил, что ходил? – повторила Танечка. – Значит, и втроём можно. Если один за другим – по следам. Ведь так?
– Надо возвращаться, – выдавил Олег. Он уже осознал безнадёжность собственной затеи. Шансов протащить через трясину обессилевшего, кое-как ковыляющего человека и не погибнуть вместе с ним было ничтожно мало.
Глаза Танечки сделались больными – за их спинами принялся лаять, переломившись, Игорь. Должно быть, болотные испарения проникли внутрь.
Танечка решилась.
– Спасибо, Олег. Ты всё, что можно, сделал. Дальше сама его поведу!
– Да ты!.. – выкрикнул Олег. – Соображай хоть чуть-чуть, дура! Тут здоровым пройти – шансов ноль целых фиг десятых. А он ноги не волочит. Ты что, хочешь за компанию в трясину уйти?
Он схватил её за плечи, тряхнул. Танечка отвела упрямые глаза.
Олег с силой оттолкнул её.
– Дурында упёртая! Чёрт с тобой, попробую сначала сам пройти.
Танечка подбежала, прижалась.
– Да что там? – буркнул
