не хватит», — думал старшина, упрямо шагая вперед. Идти трудно, на сапоги налипали увесистые шматки грязи. Плащ-палатки вскоре набухли, встали коробом, дождь стучал по ним, как по броне, гулко, с нахлестом… Ветви хлестали по лицу, того гляди без глаз останешься, ноги вязли в невидимых колдобинах. Продолжать погоню в такую непогодь не было смысла. Надо возвращаться к бункеру. Вспомнили о Миколе.
— Где он? — спросил ефрейтор Григорьев.
— Пропал парень, — констатировал рядовой Савин.
— Местность он знает. Найдется. Вперед, к бункеру! — проговорил Карасев.
Дождь не унимался. Вода заполнила все балки и балочки, бурлила в них. Пограничники промокли до нитки. Хотелось курить, ноги сами подгибались в коленях, руки закоченели.
Передохнуть хотя бы часок. Но где? Проклятый дождь не оставил в лесу ни одного сухого местечка.
— Сейчас бы в стог сена забраться, — выдохнул старшина.
Неожиданно уперлись в бревенчатую стену, а приглядевшись, рассмотрели сторожку, колодец, неподалеку еще какие-то строения. Старшина послал бойцов разведать, что это за избы, а сам, приготовив гранаты, прилег за углом сруба.
Выяснилось, что поблизости находятся два совершенно пустых амбара. Там вполне можно переночевать.
— А в сторожке есть кто?
— Сейчас выясним. — Карасев постучал в крестовину рамы. Тихо. Постучал еще. Мелькнуло что-то белое и прильнуло к стеклу. Карасев рассмотрел испуганные глаза и сморщенное лицо старухи, махнул рукой на дверь. Окна слегка осветились, старуха, видать, вздула лампу.
— Вот еще просили ее. Эх, темнота, — проворчал старшина и, оставив бойцов на улице, вошел в сторожку.
Старуха оказалась одна, старик ее уехал по делу, только ему известному.
— Ладно, мать, загаси лампу, а печь растопи. Нам обсушиться малость, согреться…
Перед утром старшину разбудила возня в сенцах.
— Не трогайте их, лучше меня, старую, убейте. И как я вас, проклятых злыдней, не распознала. Слепа стала. Ох, не простят мне люди…
— Замолчи, старая. Прочь с дороги…
Старшина подскочил к двери и заложил ее на крюк. Григорьев и Савин быстро натягивали сапоги.
Дверь трещала под напором людей, но не сдавала. Старшина ударил очередью из автомата сквозь тесины. Послышались стоны.
— Нечего с ними вожжаться. Обкладывай хату соломой и пали.
— Добре! Поджарим москалей!
— Бабка, где керосин?
* * *
Дженчураев с коноводом Бурмистровым возвращался из подразделения в штаб. Торопились прибыть засветло, гнали быстрым аллюром, дождь подгонял. Из-под кованых копыт шматками летела сырая земля.
Отдохнувшие за день кони рвались вперед. Всадники еле удерживали их, даже взмокли. До штаба оставалось километров семь-восемь. Поблизости не было ни деревушек, ни хуторов. С рыси всадники перешли на шаг, закурили.
Справа в полукилометре тянулся сосновый лес, слева лежало открытое поле. Из леса появилось десятка полтора подвод. Они гуськом рысью направлялись к дороге. В каждой подводе по три-четыре седока.
«Кто такие?» — подумал майор.
Подводы приближались. Уже видны винтовки за спинами седоков. Можно разобрать — одеты люди в солдатские шинели, в гражданское.
— Бандеровцы?
— Они, товарищ майор! — ответил Бурмистров.
Вдвоем справиться с целой бандой нечего было и думать. Между всадниками и подводами оставалось не более ста метров. Надо было решать что-то…
— Приготовить гранаты, автомат, — сказал майор. — Как только крикну «огонь», начинай чесать от передней подводы до хвоста, бей длинными очередями. А я забросаю их гранатами. Пока бандиты приходят в себя, уйдем на скаку в лес. Другого выхода нет.
Бурмистров кивнул головой, выдвинув вперед автомат, и вставил запалы в гранаты.
Дженчураев левой рукой держал повод, в правой — гранату. Зорко следил за бандитами. Но те вели себя спокойно. Оружие висело за спинами, на шее или просто лежало на подводах.
Пятя коней, майор и коновод съехали с дороги. Передняя подвода остановилась метрах в пятнадцати от всадников, за ней встали и остальные.
— Дать очередь? — тихо спросил Бурмистров.
— Подожди. Тут что-то не то, — ответил майор.
В головной подводе сидело трое. Один загорелый, в кожаной тужурке, с вислыми усами, соскочил на дорогу.
«Ворон»! — определил Дженчураев и придержал коня, пряча гранату.
Ворон поздоровался, кланяясь по русскому народному обычаю. Майор, не отвечая на приветствие, спросил:
— Кто такие? Откуда следуете?
— Партизаны. На отдых… — ответил, не моргнув глазом Ворон и, в свою очередь, задал вопрос: — А вы кто будете? Какой части? — спрашивал, а с гранаты глаз не спускал.
— Передовой дозор кавдивизиона, — слукавил майор.
— А мы было струхнули! — признался Ворон. — Прощевайте. Счастливого вам! — и заторопился к своей подводе.
— Трогай, братове!
Бандиты погнали коней что есть мочи. Пограничники молча пропускали их мимо себя.
— Этот атаман? — спросил Бурмистров.
— Сам Ворон. Запомним.
Подводы сворачивали обратно в лес.
— Струсили, гады. Испугались кавдивизиона. Ну теперь аллюр три креста. Банду упустим опять.
Поскакали. Шматки грязи из-под копыт посыпались, как пули из пулемета.
В это время старшина Карасев заночевал на Монастырской заимке, вовсе не зная, что там должны сосредоточиться сотни Ворона.
Дженчураев соскочил с коня, бросил поводья коноводу и быстро прошел в штаб. Здесь ждал его капитан Антонов.
— Товарищ майор, задержан парнишка Василь Петренко. Заслан к нам бандеровцами. Парень признался, что ему поручили установить численность заставы, места расположения огневых точек, линию окопов…
— Все? — спросил майор, волнение которого после встречи с Вороном еще не улеглось.
— Нет, не все. Связной от Карасева. Старшина блокировал бункер, ждет нашей подмоги. В бункере Ворон…
— С Вороном я имел честь только что видеться. Пошел на подводах в лес. Высылаем конный отряд. Окружить и взять банду. Сколько раз эта птица улетает. Подмогу старшине выслали?
— Отделение пограничников.
— Пойдемте к
