– Хорошая бумажка, – оценил я.
– Еще бы! – подтвердил Крот, аккуратно заталкивая документ в карман. – Этой бумажке цены нет! Видали, какая у нее сила? Танки, вертолеты, пехота… Пальцем щелкну, и все эти бравые ребята ринутся туда, куда я скажу. А ведь здорово стреляют, правда? Я наводчику говорю: ты только колеса у бронетранспортера посшибай, но чтобы с ребятами ничего не случилось. Пожалуйста, сделал, как просил. Глаз – алмаз!
– Мне б такую бумажку, – завистливо сказал я.
– Э-э-э, дружок! – произнес Крот и, прищурив глаз, погрозил мне пальцем. – Такая власть – не для всех. А лишь для избранных.
– Это точно, что для избранных, – согласился я. – Таких сволочей, которые способны обменять собственную дочь на бумажку, на свете единицы.
Лицо Крота помертвело. Он шумно засопел, уставившись на меня. Автоматчики, стоящие рядом и ни слова не понимающие по-русски, тем не менее насторожились и взяли оружие на изготовку.
– Заткнись, Вацура, – процедил он. – Не твоего ума дела, на что я ее променял. Не тебе судить о моих делах! Все вы – дерьмо! Вы свое уже отыграли. Теперь начинается моя игра. И от этой игры целые народы вздрогнут!
Я сломал Кроту весь сценарий. Он хотел выглядеть спокойным, улыбающимся шутником, и наслаждаться своей властью над нами, и любоваться страхом в наших глазах, но упоминание о дочери оказалось точным ударом по самому больному месту. Крот обозлился. Морфичев, воспользовавшись моментом, тотчас сказал:
– Тебе ведь уже неплохо заплатили за то, что ты украл из института изотоп плутония. И чего тебя сюда понесло? Зачем мучился, глотал мошкару, тонул в болотах? Ты же воришка! Тебе надо все время поддерживать себя в форме! Глядишь, может быть, еще какой-нибудь изотоп спер бы! Сейчас за радиоактивные материалы хорошо платят.
Это был второй удар, и Крот тоже болезненно воспринял его.
– Ты, полковник, напоминаешь мне спаниеля, натасканного на поиски наркотиков, – процедил он, силясь расслабить лицо и улыбнуться. – Все пронюхал, ищейка? Влез со своими грязными ногами в мою личную жизнь?
– Твоя поганая личная жизнь интересует меня только в той мере, в какой хирурга интересует геморрой пациента, – спокойно ответил Морфичев и сплюнул.
– Ага, хирург! – ухмыльнулся Крот. – Нет, ты не хирург! Ты свинья, готовая за жалкие подачки копаться в дерьме…
Он смял в кулаке стаканчик и швырнул его в лицо Морфичеву.
– Вы все ввязались в Игру ради денег! Я вас всех купил на корню! А что для меня деньги? Мусор! Я никогда к ним не стремился, да будет вам известно, потому что знал, что они не сделают меня счастливым. Деньги приносят только страх. Страх перед будущим – вот что беспрерывно мучает богатых глупцов! Богатство – это бесконечный подъем в гору. И чем выше поднимаешься, тем страшнее бездна под тобой. И начинают душить мысли: а вдруг все это в одночасье рухнет? Вдруг я обнищаю? Вдруг все эти пачки бумажек, над которыми я трясусь, в один ужасный миг обесценятся? Как я буду жить? Придется ездить в автобусе, ходить за продуктами на рынок, экономить, покупать самую дешевую одежду, унижаться, просить… Когда-то давно я мечтал иметь шестую модель «Жигулей». Несколько лет собирал деньги, купил машину и – стал счастливым. Сейчас у меня «шестисотый» «Мерседес». Чего еще желать? Куда еще выше? И потому страшно: а вдруг все рухнет, и мне придется вернуться в «жигуль». Парадокс: «шестерка», которая когда-то осчастливила меня, теперь представляется ужасом, дном, полной катастрофой. Странно, не правда ли – один и тот же материальный объект вызывает диаметрально противоположные чувства. Вот потому-то я разочаровался в деньгах. И плутоний я вынес из института вовсе не ради денег. Довольствоваться только материальным достатком – это восторг свиней, какой они испытывают при виде корыта, до краев наполненного помоями. Счастливым человека делает лишь власть, величие, осознание, что ты – гора, каменный сфинкс и об тебя разобьются пули, фанатики, дефолты, кризисы, дождь и снег. Ты вечен. Ты бессмертен…
Он был в этот момент страшен, хотя меж его губ не вылезли клыки, и лицо не покрылось шерстью, и на пальцах не выросли когти. Он был страшен тем, что говорил искренне. На Марго, впрочем, его речь особого впечатления не произвела. Она кривилась, поджимала губки и поглядывала на меня с таким видом, словно хотела сказать: «И этот коротконогий кулан считает себя сфинксом?»
– По-моему, все проще, Лобский, – сказал я. – Тебе не величия хочется. И даже не власти. Тебе всего-то нужно удовлетворить уязвленное самолюбие рогоносца.
– А что плохого в удовлетворении самолюбия? – вспылил Крот и даже привстал с шезлонга. – Да, я ненавижу правителя этой страны! И это нормально, это естественно! Потому что он украл у меня жену, и мне ее до сих пор жалко, я не могу смотреть, как она страдает вдали от родины, без ребенка! И повстанцы ненавидят Симбуа, потому что он не позволяет им жить по своим родовым обычаям! И президент США его ненавидит, потому что Симбуа плевал на экономические интересы других стран! Вот сколько людей мечтают увидеть Симбуа на скамье подсудимых! Вот что нас всех объединяет! И в его свержении весь смысл Игры, которую я затеял.
Он придвинул к себе магнитолу и посмотрел на часы.
– Нет, рановато. Новости от Ай-би-ай будут только через двадцать минут. Но ваши храбрые товарищи уже наверняка пронесли на территорию комбината капсулу и передали ее сочувствующему нам человеку. Этот человек капсулу распакует и выложит металл в шкаф. Конечно, радиационный фон будет ужасным. Остается дождаться, когда комиссия глянет на свои дозиметры и найдет изотоп, и журналисты растрезвонят по всему миру о том, что в этой стране обнаружен компонент ядерного оружия. И тогда… – Глаза Крота засверкали болезненным блеском, и его взгляд устремился поверх моей головы в какую-то заоблачную даль. – И тогда застонет земля от ударов крылатых ракет и авиационных бомб. И здесь будут насаждены другие порядки. И многовековый ход истории повернет в другое русло. И Симбуа умоется кровью своего народа… Он думает, что он всесилен, недосягаем, что его злодеяния останутся безнаказанными! Он не подозревает, как близок его крах! Я его достал! Схватил за нос, и он скоро будет корчиться, хныкать у моих ног! И моя жена приползет ко мне на коленях!.. Вот, дорогие мои, вот когда для меня наступит минута блаженства! Вот когда свершится высшая справедливость!
Не знаю, как только у нас хватило воли и терпения слушать этот параноидальный бред! Как же я раньше не заметил, что Крот – психически ненормальный человек? У него мания величия. У него синдром навязчивой идеи отмстить целому государству за оскорбленное самолюбие. И самое страшное то, что он почти добился своего, а мы ничего не можем сделать, мы стоим, как бараны у дверей бойни, и ждем, когда свершится грандиозная афера. Но что мы можем сделать, стоя под дулами автоматов? Даже если мы одновременно кинемся на Крота и задушим его до того, как пули изрешетят нас, все равно адский замысел Крота не удастся остановить. Комиссия ооновцев уже наверняка нашла изотоп, тем более что на комбинате работает «сочувствующий», как сказал Крот, человек. Уж он-то постарается, чтобы эксперты зашли в нужное помещение и заглянули в нужный сейф… У меня мурашки побежали по спине, когда я представил, что ждет в ближайшем будущем Ирэн! Очень скоро эта впечатлительная, совестливая и легкоранимая девушка узнает страшную правду о том, какое великое зло было сотворено ее руками. Как она сможет жить с таким тяжким моральным бременем? Как ей не сойти с ума от мысли, что миллионы судеб исковерканы только потому, что она не смогла вырваться из плена заблуждения, что оказалась слишком доверчива? Бедная, бедная Ирэн!
