и пропустил ее вперед.
Судя по всему, кухню использовали еще и как гостиную. Каменный пол был наполовину закрыт потертым ковром. Посередине одиноко высился стол. Возле одной из стен расположились старомодный буфет и три неказистых деревянных стула. По обеим сторонам старинного, с инкрустацией, камина Розамунда увидела два мягких кресла. Майкл Брэдшоу указал на одно из них.
– Садитесь, пожалуйста.
Девушка подчинилась. Как раз в это мгновение Мэгги отошла от очага, перед которым стояла на коленях.
– Бедная моя спина. С этой печкой кто угодно сломает позвоночник. Хотите чаю? Вон там, на полке, заварка.
– Кому нужно вчерашнее пойло? – буркнул хозяин. – Завари-ка свежий.
– На вас не угодишь, – шутливо проворчала старуха и добавила: – Англичане совсем не умеют заваривать чай.
Розамунда уже обратила внимание на ее ирландский выговор и сейчас получила подтверждение.
– Так вам удалось уложить ее в постель? – продолжала Мэгги.
– Да.
– Странно, что она так сразу к вам привязалась, правда? – последнее слово относилось к Брэдшоу, но он не откликнулся, а продолжал стоять, прислонившись к буфету. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке, хотя и прятал смущение за напускным безразличием.
– Она, значит, к вам привязалась, – повторила Мэгги, ставя на стол простые белые чашки и блюдца. – Не припомню другого такого случая – разве что с О'Муром, – старуха по-птичьи склонила голову набок и бросила вопросительный взгляд на Майкла Брэдшоу. Тот кисло усмехнулся и сказал Розамунде.
– Могу вас заверить, это не очень-то лестный комплимент. О'Мур всего лишь овчарка.
– Зато очень красивая, – возразила Мэгги, – и на редкость смышленая.
– Да уж!
Розамунда улыбнулась: он выговорил это с хрипотцой, передразнивая ирландский выговор Мэгги.
– Вы никогда не забываете, если вас кто обмишулит, да, мастер Майкл?
– Конечно, Мэгги.
Он повернулся к Розамунде.
– Когда-нибудь были в Ирландии?
– Нет, ни разу.
– И не стоит ездить – разве что вам захочется, чтобы вас надули, одурачили и обобрали до нитки.
– Подите вы, мастер Майкл! Куда бы вы делись без ирландцев? Надули, говорите вы? Да я отдала вам всю свою жизнь…
– Успокойся, Мэгги.
На этот раз его голос звучал сурово, но снова смягчился, когда он обратился к Розамунде:
– Дочка влюбилась в этого пса и потопала за ним до самой конуры. А пес принадлежал Шену Брэдли, величайшему мошеннику юга Ирландии.
Ему удалось отвлечь Мэгги от персоналий, но при этих словах она снова взвилась:
– Вот уж нет! Надо же человеку зарабатывать на жизнь!
– Зарабатывать на жизнь – как же! Он продал мне О'Мура за пять фунтов!
– Еще бы – такая роскошная собака!
– И очень смышленая, – повторил Майкл, и в глазах у него запрыгали смешинки. – Даже чересчур. Ее можно было посадить на цепь, усыпить хлороформом, закопать в землю – а наутро вы обнаруживали, что она сбежала к хозяину. Тем летом Шен Брэдли зарабатывал себе на жизнь – Мэгги правильно сказала! – тем, что время от времени продавал чертову псину доверчивым туристам. Говорят, одному удалось перевезти О'Мура через государственную границу, но он все равно вернулся к Шену Брэдли.
Розамунда расхохоталась. Кто бы мог подумать, что она будет так непринужденно чувствовать себя в обществе… Болотного Тигра. Она видела: ему доставляет удовольствие пересказывать эту историю; называя Шена Брэдли мошенником, он в то же время дал понять, что симпатизирует этому человеку. Интересно, подумала Розамунда, сколько лет он прожил в Ирландии? Мэгги словно прочитала ее мысли:
– Вечно вы придираетесь к Ирландии и ирландцам, а сами прожили там два года, и если бы не угроза, что у вас отберут землю, раз вы ее не обрабатываете, сроду бы не вернулись в эти места.
– Мэгги, ты что-то разболталась. Где наш чай?
– Вот он! – старая экономка передала одну чашку с дымящейся черной жидкостью Розамунде, а другую – своему хозяину.
– Сахар? – предложил Брэдшоу.
– Нет, спасибо, – Розамунда улыбнулась и отпила глоток. Чай оказался таким жгучим, что она не представляла, как справится с целой чашкой.
– Слишком крепкий? – осведомился Брэдшоу.
– Да, пожалуй.
Он забрал у нее чашку, выплеснул половину в раковину и долил горячей водой.
– Так лучше?
– Да. Большое спасибо.
– Здешняя вода никуда не годится, – проворчала Мэгги, раскачиваясь, точно в кресле-качалке.
С минуту все молчали. Розамунда почувствовала, что у нее в мозгу словно тикает секундомер. Майкл Брэдшоу стоял с отрешенным видом, прислонившись к буфету. Наконец Розамунда решилась нарушить тягостную тишину.
– Темнеет. Пойду, пожалуй.
Брэдшоу поставил на стол чашку и молча направился к двери.
Мэгги перестала раскачиваться и, подняв голову, сказала Розамунде:
– Раз вы понравились Сюзи, надеюсь, мы еще увидимся. Вне всяких сомнений.
Девушка не знала, что ответить.
– Доброй ночи.
– Доброй ночи, мисс… кстати, как вас зовут? Я не расслышала.
Она ответила – не как обычно: "Розамунда Морли", – а по-домашнему:
– Рози. Рози Морли.
– А… Очень красивое имя. Такое уютное. Что ж, спокойной вам ночи, мисс Рози… мэм… – она вдруг засмеялась каким-то своим мыслям.
Майкл Брэдшоу снова пропустил Розамунду вперед. Казалось, он от рождения наделен прекрасными манерами. А ведь какой-то час назад Розамунда никак не могла заподозрить в нем подобных качеств. Он проводил ее до ворот и вдруг спросил:
– Вам нравится жить на болотах?
– Да, я люблю эту землю.
– Вы правы. Ее можно любить или ненавидеть – третьего не дано.
Все правильно… Розамунда вспомнила отвращение, которое питала к болотам Дженнифер.
Они с Майклом Брэдшоу пошли по тропинке. Он снова заговорил:
– Не знаю, что вам сказать… о дочери. Не можем же мы держать ее на привязи. А теперь, когда она знает дорогу к реке… – он удержался, чтобы не добавить: "и к вам", – с ней и вовсе хлопот не оберешься.
– Не беспокойтесь. Если вы не против, я охотно буду ее навещать.
Он застыл на месте, как вкопанный. Розамунда сделала еще один шаг и тоже остановилась. Они, как вчера вечером, впились друг в друга взглядами.
– Кроме Мэгги и нескольких человек, наших соседей в Ирландии, в Агнестауне, вы единственная, кто не выказал отвращения.
К горлу Розамунды подступил комок. Она проглотила его и, запинаясь, ответила:
– Не обижайтесь. Многие просто не привыкли… Это такая неожиданность… они вовсе не…
– Вы сами когда-нибудь видели подобное?
– Ну… я какое-то время работала в детских яслях, – она умолчала, что это длилось всего три дня. – В группе был один ребенок… девочка… почти как Сюзанна.
В сгущающихся сумерках Розамунде было видно, как у него ходят желваки. Наконец он процедил сквозь зубы:
– Меня просто бесят их взгляды.
– Она не посещала специальную школу? – тихо спросила Розамунда.
– Посещала, даже две, самых лучших. Некоторым
