Вот письмо от него. Он пишет, что любовь к вам толкнула его на недостойные поступки, и теперь он решил изгнать из сердца своего зло и ненависть. В наказание он собирается обречь себя на все то невзгоды, которые пришлось пережить вам. Сейчас он на острове Пенанг. И вынужден на время вас покинуть. Он прислал письмо не вам, а мне, не хотел причинять вам боль. Имущество он передает вам, и теперь вы полноправная хозяйка. Он надеется, что вы будете его ждать. А до его приезда вам лучше перебраться в свой дом. Немного погодя я пошлю за Кэ-ваном человека. По правде говоря, не думал, что он так искренне раскается.
Шан-цзе выслушала все это очень спокойно, лишь спросила:
— Любовь заставила его сейчас меня покинуть? Любовь? Впрочем, это вполне возможно. Любовь висит над человеком словно острый меч и не дает ему покоя. Но я не стану разыскивать Кэ-вана, раз он сам решился на разлуку. И не стану роптать на судьбу. Пусть все идет своим чередом.
В тот день, когда Шан-цзе перебралась в свой дом, прошел небольшой дождь. Казалось, само Небо решило порадовать хозяйку. От политых деревьев и цветов в саду так и веяло свежестью. Служанка как раз убирала в гостиной, когда вошла госпожа.
— Наконец-то! — воскликнула она, — мы так соскучились по вас! Погуляйте немного, пока я уберу в вашей комнате! Увидите, как выросли цветы и деревья, которые вы сами посадили, а дерево сакья в глубине сада разрослось вширь, словно зонт, и дало плоды. Там и госпожу Ши с барышней найдете.
Госпожа Ши сидела на той же самой скамейке, на которой несколько лет назад они беседовали с Шан-цзе, рядом примостилась Пэй-хэ. Госпожа Ши завела разговор о разных пустяках, видимо, чтобы успокоить Шан-цзе, потом стала ее уверять, что человек не волен распоряжаться своей судьбой. Шан-цзе была другого мнения, по промолчала. Она совсем не считала себя несчастной, и ей хотелось, чтобы госпожа Ши это поняла. Но тут вдруг она увидела, как Пэй-хэ веточкой разорвала паутину на розовом кусте, и задумчиво произнесла:
— Я, словно паук, который ткет свою судьбу-паутину. Паук заглатывает насекомых, ядовитых и безвредных. Но только совьет он нить, а ее унесет ветром неизвестно куда. Наконец ему удается к чему-нибудь прилепить свою паутину. Надолго ли — он не знает. Но однажды утром он видит, что паутина разорвана, — и паук прячется, а потом снова появляется и начинает латать паутину. Но даже порванная, паутина по-прежнему сверкает на солнце, а росинки-жемчужинки придают ей особую прелесть. Так и человек. Он старательно плетет свою судьбу-паутину, не зная, в какой момент она вдруг окажется порванной.
Госпожа Ши хотела что-то сказать, но в это время явилась служанка и доложила, что комната убрана. Женщины пошли к дому.
Сад опустел. Воцарилась тишина. Тогда из-под листа осторожно выполз паук и стал латать свою паутину. Все пауки латают свою паутину…
1922
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Она сидела у посредницы по найму прислуги; глаза ее выражали безысходную тоску. Уже были принесены жертвы богу очага и все сезонные работницы вернулись домой. Только она все еще жила в бюро найма вот уже двадцать с лишним дней. Никто не желал ее нанимать. Она задолжала хозяйке, матушке Ван, более десяти цзяо, и, вернувшись, хозяйка застала ее в той же позе, в какой оставила, уходя из дому.
Матушка Ван вошла в зал, положила на стол новогодние покупки, сбросила шарф.
— Послушай, милая, послезавтра Новый год, каждый должен заботиться о себе сам, — передохнув немного, заговорила она. — Что ты думаешь делать? Иди-ка домой на Новый год, а потом вернешься.
Эти слова подействовали на женщину как ушат холодной воды. Она долго не могла произнести ни слова, наконец со слезами на глазах вымолвила:
— А как быть с долгом? У меня нет ни гроша! Иначе я не сидела бы здесь! Да и как без денег возвращаться! Я не была дома лет двенадцать. Когда уходила, дочке только пять минуло. Она даже не знает, что умер отец. Я так по ней скучаю! Но в таком положении…
Горькая обида сжала горло, и женщина замолчала, но хлынувшие потоком слезы были красноречивее любых слов.
Матушка Ван давно бы ее выгнала, только боялась, что она не вернет ей долг.
Женщина вышла в другую комнату, прилегла на холодную лежанку и залилась горькими слезами.
Но слезами горю не поможешь — нужно было найти выход. Она развязала небольшой мешок, лежавший на краю кана,[109] и стала перебирать старую одежду.
Несколько лет назад, когда ее муж служил в одном из гарнизонов провинции Хэнань, у нее еще было несколько шуб. Но потом пришел приказ о переформировании, и все офицеры лезли из кожи вон, чтобы выслужиться и не потерять места.
Ее муж сопровождал командующего и погиб вместе с ним в сражении под Чжэнчжоу.
Семьи военнослужащих отступавшей армии не смогли с собой много везти. С большим трудом ей удалось захватить кое-какие вещи. Она закладывала их и продавала. В конце концов у нее почти ничего не осталось, кроме револьвера с двумя патронами, принадлежавшего мужу. На него не так просто было найти покупателя. Еще была у нее шинель и старая ушанка. Шинель служила одеялом, и в холодные дни женщина с ней не расставалась.
Револьвер она никому не решалась показать и, вытащив, тотчас прятала в карман шинели. Лежавшие в мешке изношенные платья уже нельзя было продать.
Женщина вздохнула, сунула их обратно в мешок и задумалась.
Наступили сумерки, а она все еще сидела в холодной комнате.
Матушка Ван готовила в соседней комнате ужин, когда пришел какой-то мужчина. Судя по синему халату с красной окантовкой, это был слуга из соседней гостиницы.
— Сегодня вечером, часам к девяти, пришлите одну, — сказал он матушке Ван.
— А кто требует?
— Начальник
