так пристально всматривалась в дорогой образ, что глазам стало больно. Она подняла голову, и взору ее уже в который раз предстало видение: какой-то человек ведет к ней дочь, вот они прошли рощицу, приближаются к ней.
— Давно не виделись, госпожа Чжан, как ваше драгоценное здоровье? Привез вам дочь.
Широко открытыми глазами Шан-цзе смотрела на господина Ши, которого только сейчас узнала, и молча, судорожно прижимала к себе девочку. Наконец, не выдержав, она разрыдалась.
Пэй-хэ не узнала мать, испугалась и тоже заплакала. Отойдя в сторону, утирал непрошеные слезы и господин Ши.
Немного погодя Шан-цзе, все еще всхлипывая, сказала:
— Я так счастлива! Никак не ожидала, что вы приедете, да еще привезете с собой Пэй-хэ.
Шан-цзе до того растерялась, что не знала, с чего начать расспросы, лишь не спускала с гоподина Ши благодарного взгляда.
— Я привез вам хорошие вести.
— Хорошие вести?
— Сейчас все расскажу, только не волнуйтесь. Жена так обрадовалась, что сразу же отправила меня с Пэй-хэ к вам. История поистине удивительная! Несколько дней назад мне рассказал ее пастор. Известно ли вам, как он жил после того, как был лишен духовного сана?
— Да, известно. Днем портняжничал, а по вечерам работал пекарем. Но я верила, что бог ему поможет, ибо сказано: «Счастлив тот, кто страдает за справедливость». Все ли у него благополучно?
— Да, все в порядке. Теперь он и трудится, и читает проповеди. Благородство его оценили по достоинству и пожаловали ему прежний сан.
— Вот как! Слава тебе, господи, что он не долго страдал!
— Ведь это благодаря пастору я здесь. Не знаю, известно ли вам, что под его влиянием ваш муж стал совершенно другим человеком? Я, собственно, за тем и приехал, чтобы рассказать об этом. Ваш муж недавно навестил нас, и все мы очень удивились, поскольку в нашем доме он был редким гостем. Он расспросил о вас и покаялся в своем поступке, объяснил, что своим раскаянием обязан пастору. Но мне хочется передать вам слово в слово все, что он сказал: «Все три года пастор часто приходил со мной беседовать, иногда мы встречались в его булочной, куда он меня приглашал. Через некоторое время я понял, что он настоящий наставник, и нередко спрашивал у него совета. Мои подозрения относительно Шан-цзе не рассеялись и после разрыва с ней, однако я жалел о своем поступке, особенно когда слуги с любовью вспоминали о своей хозяйке. Но я сказал себе: слово мужчины — все равно что выпущенная полководцем стрела,[108] возврата к прошлому нет. И все же с каждым днем я сильнее и сильнее ощущал свою неправоту и решил наконец обратиться к пастору за советом. Когда после службы я во всем ему чистосердечно признался, он сказал, что я должен во что бы то ни стало вернуть Шан-цзе. Пастор прочел мне десятую главу Евангелия от Марка, и я почувствовал себя таким ничтожным: настоящим преступником, негодяем, ее недостойным. Прошу вас, отвезите к ней дочь. Пусть ради ребенка простит меня. А я приеду вслед за вами». Он долго говорил, всего и не перескажешь, он сам поговорит с вами, когда приедет. Да, приходится лишь удивляться. А пастор об этом ни словом не обмолвился, лишь перед отъездом как-то вскользь намекнул. Да, на все воля провидения.
Шан-цзе слушала равнодушно, без особой радости.
— Я никого не просила судить о моих поступках и не нуждаюсь ни в жалости, ни в восхищении. Мне безразлично, что обо мне думают, и доказывать свою правоту я не собираюсь. Я прощала людям зло, а ему и подавно прощу. Хорошо, что он раскаялся наконец в своей жестокости. А теперь хватит об этом. Хотите посмотреть, как я живу? Пойдемте!
По дороге к дому господин Ши осведомился, как идут у Шан-цзе дела. Она не стала посвящать его во все перипетии своей жизни, лишь сказала:
— Эти годы не прошли даром: мне удалось найти много жемчужин среди людей, а такие жемчужины еще труднее добыть, нежели те, что лежат на дне морском. Вот и все. Больше мне не о чем вам рассказать.
Кэ-ван все не приезжал, и Шан-цзе решила вернуться на родину с господином Ши. Но когда она пошла прощаться со своими друзьями — искателями жемчуга, ей по дороге вдруг встретился Кэ-ван в сопровождении одного из местных жителей.
— Рада тебя видеть, Кэ-ван! — Шан-цзе приветливо улыбнулась.
Кэ-ван склонился в почтительном поклоне.
— Я сам лишил себя покоя. Из-за меня мы оба мучаемся. Теперь я понял, как виноват перед тобой. Но я надеюсь, что ты простишь меня и не станешь таить обиды. Я приехал, чтобы сказать, как я раскаиваюсь, и просить тебя вернуться в мой дом хозяйкой. Поезжай с господином Ши, а вслед за вами и я отправлюсь.
Кэ-ван говорил так искренне, что Шан-цзе его не узнавала, перед ней стоял совсем другой человек. И она радовалась и благодарила своего бога за чудо.
— Не нужно вспоминать о прошлом. Пусть оно исчезнет, как дурной сон, рассеется, как дым. Я не таю обиды. Ведь с тех пор прошел не один год. Забудь обо всем и поезжай вместе со мной и господином Ши. Он сейчас на своей вилле, там, где я живу. Пойдем к нему, а проститься с друзьями я успею.
— Нет, нет, иди прощайся, я сам найду дорогу. Уехать с вами я не могу, есть у меня одно срочное дело, как-нибудь потом расскажу.
— Пусть тогда твой провожатый отведет тебя к господину Ши — здесь недалеко, а я схожу к друзьям. До скорой встречи!
Вернувшись на родину, Шан-цзе поселилась в доме господина Ши и ждала мужа, чтобы перебраться в свой дом. Но прошло много дней, а Кэ-ван почему-то не приехал. Вспоминая, что он сказал ей на прощанье, Шан-цзе стала кое о чем догадываться. Где он сейчас? Что у него за дело? Ее размышления прервал приход господина Ши, который принес письмо.
— Кэ-ван не приедет.
