ужасах войны, – глубоко вздохнула она. – Я постараюсь сделать все, что в моих силах.
– Благодарю вас, – сказал я. – Теперь разрешите удалиться – мое отсутствие может вызвать подозрения…
– Подожди! – Гюльбахар повелительным жестом остановила меня. – Мехмед рассказывал, что ты воевал среди крестоносцев, но ты ведь грек. Как ты оказался в рядах латинян?
– Это долгая история, госпожа, – ответил я, стараясь избежать подобного разговора. – Вас она утомит.
– Не хочешь говорить об этом? Хорошо. Каждый человек имеет право на тайны. Но, быть может, ты расскажешь мне о своем доме, родных, друзьях… обо всем, что я навсегда потеряла и куда уже не смогу вернуться.
Гюльбахар старалась сохранять спокойствие, но вот голос ее дрогнул, и девушка замолчала. Видимо, мысли о прошлом продолжают терзать ее душу, не давая забыть о том, кто она и откуда. Все это было так мне знакомо, даже сейчас, когда минуло столько лет.
– Мой дом находился на побережье Пелопоннеса неподалеку от города Патры, – произнес я, желая хоть как-то отвлечь Гюльбахар от гнетущих мыслей. – Мой отец происходил из древнего и знатного рода а, кроме того, был очень богат и влиятелен. Однако этого ему показалось мало. Он захотел власти и ради нее совершал ужасные поступки. Я попытался спасти его, но потерпел неудачу. Более того, мои необдуманные действия едва не погубили мою семью.
Я замолчал и заглянул в глубокие и темные, словно бездонный океан, глаза Гюльбахар. Да, влюбиться в эту женщину не составляло особого труда.
– Что было дальше? – нетерпеливо спросила она.
– В тот день многие отвернулись от меня, а люди, которых я считал друзьями, стали злейшими врагами. Один из тех, кого я любил больше прочих, пал от моей руки. Это преступление до сих пор терзает мою душу. Я никогда не смогу простить себя.
Гюльбахар слушала мою историю, затаив дыхание.
– Опасаясь за жизнь своих близких, я был вынужден покинуть свою родину, – продолжил говорить я. – Бежать пришлось очень далеко: сначала на корабле – в Венецию, оттуда в Милан, а затем мне предстояло долгое скитание по миру. В следующие несколько лет я объездил всю Италию, побывал во Флоренции, Риме, Генуе, Неаполе, добрался до Испании, после чего некоторое время жил в раздираемой войной Франции. Мои скудные средства быстро подходили к концу, и мне приходилось браться за любую работу. Я трудился в скрипториях[67], где исправлял и переписывал тексты богословских книг, переводил на латынь труды греческих авторов. Позже я несколько раз нанимался учителем в зажиточные семьи, обучал детей грамматике, литературе, греческому языку и другим доступным мне наукам. Однако нигде я не задерживался надолго – враги преследовали меня всюду и каждый раз выходили на мой след.
Скитаясь по городам и странам, словно еврей[68], мне часто доводилось слышать о подвигах талантливого венгерского воеводы, который уже несколько лет успешно сражался с османскими войсками. Забросив книги, я присоединился к группе итальянских наемников и вместе с ними добрался до Трансильвании.
Находясь на самом острие борьбы с мусульманской угрозой, Янош Хуньяди постоянно нуждался в новобранцах, и потому меня зачислили в его армию без особых проблем, тем более что все необходимое: оружие, доспехи и коня, я приобрел на свои собственные средства.
– Но ради чего ты пошел на это? – перебила меня Гюльбахар. – Что заставило тебя присоединиться к венгерской армии?
– Теперь я и сам не смогу ответить на этот вопрос, госпожа, – честно ответил я. – Быть может, таким образом я желал вернуть себе честное имя, а может, устав от обыденности и безысходности, надеялся, что однажды смерть положит конец моим скитаниям? Но что я мог тогда знать, ведь я был еще так молод и глуп.
На какое-то время в воздухе повисла такая густая тишина, что было слышно завывание ветра в отдаленных коридорах дворца. Эта тишина обволакивала, словно дым. Казалось, будто весь мир растворяется в ней.
– Продолжай, – услышал я нетерпеливый голос Гюльбахар. Ей было сложно отказать, но я все же попытался:
– Вам правда интересна моя история, госпожа?
– Ты же сам хотел, чтобы мы доверяли друг другу, – напомнила она. – А разве могу я доверять человеку, которого совсем не знаю?
Я почувствовал, что ей вновь удалось загнать меня в угол.
– Вы, как всегда, правы, – пришлось признать мне и продолжить свой рассказ: – Под началом Яноша Хуньяди я сражался более двух лет. За это время воевода повысил меня до капитана[69] и поручил заниматься обучением новобранцев.
С разрешения Гюльбахар я наполнил свою чашу водой из глиняного кувшина.
– Признаюсь честно, – осушив чашу, продолжил я, – такая жизнь была мне вполне по вкусу. На какое-то время она позволяла забыться, однако по-настоящему забыть у меня так и не получилось. Человек не может вечно бежать и прятаться от того, что ему предначертано. Поэтому я твердо решил вернуться на родину и там встретить свою судьбу, какой бы она ни была.
– Что же помешало тебе?
– Война, – быстро ответил я. – Вернее, новый крестовый поход, призванный изгнать османов из Европы. Цель, заведомо невыполнимая, особенно с таким небольшим войском, какое собралось под знаменами короля Владислава. И все-таки первое время нам улыбалась удача – мы одерживали победу за победой, оттесняя османов все дальше на восток…
Я замолчал, вспоминая отточенное лезвие турецкого клинка, которое обожгло мне лицо в битве под Варной.
– Но удача переменчива и вскоре Мурад расплатился с нами за свои прошлые поражения. Король Владислав и многие его командиры погибли, а тысячи других оказались в плену. Такая участь выпала и на мою долю.
Гюльбахар покусывала краешек губы, а взгляд ее блуждал, словно не зная, за что зацепиться.
– Как же тебе удалось подняться столь высоко, сохранив при этом свою веру? – тихо спросила она.
– Не спрашивайте больше того, о чем мне известно, госпожа. На том, изрытом тысячами копыт и человеческих ног поле моя история должна была закончиться, но вот я сижу здесь, перед вами, во дворце падишаха, пью и ем за счет султанской милости, одеваюсь лучше многих вельмож, пользуюсь расположением принца и тем не менее каждый день жду, что все это обратится в прах.
Гюльбахар некоторое время молчала. Молчал и я, пристально изучая дно медного кубка в своих руках. На собеседницу я старался не смотреть. Настойчивость Гюльбахар вынудила меня рассказать ей многое из своего прошлого. Даже, наверное, больше, чем следовало. Однако я сам согласился на это и теперь стал безоружен перед этой великолепной женщиной.
– А ты хотел бы сам управлять своей судьбой, Константин? – неожиданно спросила она.
– Кто бы
