на то, чтобы похандрить. Я понимала, что повод есть, чувствовала это сердцем, да и верила дочери. Но не унывала — просто было некогда.
Может, если бы я взяла за основу такое правило, когда была ещё замужем за Вадимом, и не случилось бы этой ситуации с моим побегом к Роману… Да, вполне вероятно. Я ведь действительно погрязла в жалости к себе и даже не пыталась из неё выбраться. Делала только необходимый минимум — заботилась об Аришке, брала непыльные заказы, чтобы уж совсем бездельницей не казаться. Но этого было мало, надо было загрузить себя по полной программе. И к психологу пойти.
Сердце щемило, когда я думала о том, что катастрофы можно было избежать. Что я могла сохранить свою семью, но не захотела. Мне больше нравилось страдать и ощущать себя ненужной.
Дура, дура Лида…
Я не знала, есть ли у меня хотя бы мизерный шанс исправить ситуацию, но старалась хотя бы стать другим человеком. Я сделала вывод и больше не собиралась погружаться в депрессию и самобичевание. Даже предложение Вадима о том, чтобы реанимировать дизайн-студию… Поначалу я восприняла его скептически, а потом подумала: пошло всё к чёрту, я попробую. Буду стараться изо всех сил, и тогда всё получится. И никак иначе!
Вот с таким боевым настроем я и жила. Даже каким-то образом смогла сохранить его, когда однажды после занятий танцами Аришка украдкой показала мне «ту самую женщину, с которой встречается папа». И не почувствовала к ней ненависти. Неприязнь — да, но я не святая, чтобы чувствовать симпатию к новой женщине Вадима. Однако ненависти не было.
Эта женщина показалась мне вполне миловидной и явно была не лишена интеллекта, по крайней мере, если судить по спокойному вдумчивому взгляду. Она никак не показала мне своих чувств — не скривилась, не улыбнулась ехидно, но и не отвернулась, когда заметила, что я смотрю на неё. Стояла и изучала меня в ответ.
В общем… не знаю… Возможно, во мне говорит банальная ревность, но эта женщина показалась мне человеком, про которого можно сказать «себе на уме».
Её сын был на два года младше Аришки, и дочь, после того как показала их обоих, зашептала мне на ухо:
— Марат ходит в другую группу, но в то же время. Мы с ним недавно перетёрли ситуацию… — Я чуть не поперхнулась от этого «перетёрли», но перебивать не стала. — В общем, ему тоже это всё не нравится. Он сказал, что нового папу себе не хочет.
— Это не так работает, Ариш…
— Я знаю, — отмахнулась дочь. — Но без разницы. Мам! Может, ты заберёшь меня, если папа опять женится? Я не хочу с этой тётей жить.
На сей раз я действительно поперхнулась. И, откашлявшись, пожурила Аришку:
— Милая, но он ведь ещё ни на ком не женится… Давай это как-нибудь потом обсудим?
— Ладно, — буркнула дочь недовольно, и я попросила её не говорить такого папе. Лучше от подобных ультиматумов точно никому не станет, а вот хуже — возможно.
«Заберёшь меня»… В скором времени подобное стало невыполнимо — через пару дней после этого разговора риелтор нашла отличных покупателей на мою квартиру, и мы начали оформлять сделку.
Вот тут меня накрыло следующей проблемой. Точнее, сразу несколькими проблемами. Во-первых, я вспомнила про день рождения Вадима — до него оставались какие-то несчастные две недели. А во-вторых, нам с Аришкой предстояло каким-то образом скрыть тот факт, что я скоро буду жить в другом месте.
В итоге со второй проблемой помогла риелтор — нашла мне комнату в том же самом доме и в этом же подъезде, только на два этажа выше. Невероятное какое-то везение! Причём первая комната была закрыта — хозяева квартиры на пару лет уехали за границу, сложили вещи там, а вторую решили сдавать. Цена… немного кусалась, но я решила, что этот вариант лучше, чем если Вадим в ближайшее время обо всём узнает.
Главное, чтобы он не захотел однажды меня навестить. Но я теперь легко смотрела правде в глаза — вряд ли это когда-нибудь случится.
101
Лида
С подарком для Вадима оказалось сложнее. Хорошо, что я как раз получила зарплату — иначе пришлось бы брать в долг у Юли. Но деньги — полбеды. Вторая половина беды была в том, что я совершенно не знала, как искать картины мамы и бабушки Вадима.
В интернете их попросту не было. Вот так — не было, и всё. Это же не Ван Гог или Леонардо да Винчи, а две не самые известные художницы конца двадцатого века. Они были известны, что называется, в узких кругах и там же продавали свои картины. Дарили или обменивали на предметы интерьера среди таких же, какими были они сами, коллекционеров. Да и интернета в те годы не было…
Я мучилась пару дней, пересматривая кучу различных сайтов по торговле антиквариатом, но ничего там не нашла. Совсем ничего. Тогда я вспомнила, что бабушка и мама Вадима продавали свои картины не просто так, они оформляли договоры. Я когда-то видела эти документы у мужа, кажется, в сейфе, но не была уверена, что с тех пор он их не выбросил. По идее, такие бумажки были абсолютно бесполезны, если не планируешь разыскивать всех этих людей, чего Вадим делать не собирался.
— Надо оценивать вещи реально, — так он мне когда-то сказал. — Прошло больше тридцати лет, не факт, что хоть кто-то из покупателей остался в живых. Это огромный труд, даже титанический. Я купил по одной картине — одна мамина, другая бабушкина, — и хватит. В конце концов, это участь любого художника — в дальнейшем его творения не висят в одном доме, а находятся в разных концах света.
Я осознавала, что Вадим прав. Более того — у него было больше шансов найти эти картины, чем у меня, хотя бы потому что он наверняка представлял, что нужно делать, раз смог купить две из них. Я же… билась как снежинка об стекло. И дальше не пробиться, и преграды не видно.
Я даже хотела попросить Аришку об одной авантюре — я ведь знала пароль от сейфа, значит, теоретически могла, когда Вадима не будет дома, залезть туда, сфотографировать документы, а потом попытаться найти этих людей или их наследников. Сомнительно, что у меня получится, я же не сотрудник полиции. Но я временно отказалась от этой идеи
