преодолеть огненную преграду. Серный запах перебило отвратительное зловоние, а воздух сотряс жуткий скрежет и вой. Быстро сокращая расстояние, их нагоняли полчища неслыханных чудовищ, которых не увидишь и в ночных кошмарах, то ли исторгнутых самой Навью, то ли созданных магией зеркала.
В ком-то из них угадывались черты тех омерзительных типов, которых Ева встречала на заставах. Разве что подобие человеческих личин окончательно сменили отвратительные рыла. Многократно увеличившись в размерах, обретя дополнительные пары заканчивающихся когтями, копытами или присосками конечностей, сменив доспехи на чешую, панцирь или даже хитин, они щелкали когтями, клацали челюстями, клювами или жвалами, стремительно сокращая расстояние.
Ева подскочила, как ужаленная. Сытую дрему как рукой сняло вместе с ощущением безопасности. Филипп тоже приподнялся на своем импровизированном ложе, то переводя взгляд с Евы на жуткую погоню, то вопросительно глядя на Леву.
Тот вновь передал свирель Маше и уважительно покачал головой.
— Сильна ведьма! Сильна мерзавка. И материно наследство использует по полной!
— Мы можем что-нибудь сделать? — одними губами спросила Ева.
— Зеркало Водяного еще с тобой? — вопросительно глянул на нее Лева.
Ева кивнула и полезла в рюкзак, не ведая, каким образом подарок может им помочь. Вряд ли чудовища настолько тщеславны, чтобы забыть обо всем и начать рассматривать свое мнимое превращение в писанных красавцев. Разве что зеркало на самом деле их в кого-нибудь превратит.
Впрочем, получилось куда занятнее. Как только Ева по инструкции Левы кинула зеркало назад через левое плечо на каменистый берег Почайны, река, воды которой не доходили мамонту и до колена, вспучилась, точно во время половодья, и разлилась, выплескиваясь из берегов бурлящим потоком.
Едва направляемые злой волей Карины чудовища с разгона влетели в воду, они начали таять, точно песочные скульптуры или колоссы из необожженной глины. Монстры исторгали жуткие вопли и гибли в муках, будто вода превратилась в жгучую кислоту.
— Надо же, получилось! — удивился Лева.
— Я не поняла, Шатунов, — строго глянула на него Ксюша. — У нас что, нет четкого плана отхода? Я тебе хотела сделать кусь, еще когда Карина едва не сцапала ребят. Как же ты в прошлом году победил ее отца?
— Меч-кладенец, положим, дался не мне, а Ивану, сумевшему свою любовь к Василисе помножить на силу трех миров. Да и нет у Карины такого слабого места, как игла.
— А в зеркало ее загнать? Для воссоединения, так сказать, с родителями? — уточнил внимательно слушавший разговор Филипп, напрягая и расслабляя разные группы мышц, чтобы проверить, насколько после лечения слушается тело.
— Знать бы только как это сделать, — озабоченно развел руками Лева. — И убить нельзя. Никто из тех, у кого я спрашивал, доподлинно не могут сказать, разрушит ли ее смерть зеркало или выпустит на свободу Константина Щаславовича, превратив людской мир в Навь. Особенно до той поры, пока она последняя в роду. Тетки Карины, правительницы Трех царств, правды, понятное дело, не скажут и родную кровь не выдадут. Вран Воронович только все запутает. А Пряхи на Буяне второй раз никому ничего не открывают.
Меж тем, чудовища, число которых, кажется, еще увеличилось, нашли все-таки способ, как преодолеть водную преграду, перегородив поток и пройдя по телам своих менее удачливых собратьев. И теперь они снова нагоняли, а за собой их вел принявший вид чудовищных размеров быка Скипер.
— И что теперь? — с мольбой глянула на Леву Ева.
— Придется драться! — отозвался тот.
Филипп понял его слова буквально, откинул плед, собираясь спуститься.
Лева его остановил.
— Пока наша с Ксюшей очередь, брат, — сказал он проникновенно, и Филипп спорить не стал, с тоской глядя на свои забинтованные руки, с которых на глазах уходили следы от побоев.
— Нам бы только до озера Водяного или ручья, впадающего в Молочную реку, добраться! — пояснил Лева, пока Ксюша, сняв с шеи и бросив наземь ожерелье из волчьих зубов, висевшее там всегда, сколько Ева ее помнила, издала протяжный вой, на который почти сразу отозвался разноголосый клич бежавшей наперерез орде чудовищ стаи.
— Что смотришь? — лукаво улыбнулась Ксюша Филиппу. — Волков не видел? Не всем же по поднебесью летать.
Через миг она обратилась, присоединившись к сцепившимся с монстрами собратьям. Лева в облике медведя отбивался от десятка чудовищ. За миг до того, как сомкнувшаяся за спиной эхеле лесная чаща скрыла место побоища, Ева увидела, как Шатунов-младший вступил в единоборство со Скипером, пытаясь пригнуть чудовищную выю к земле. Бык норовил поддеть противника на рога и растоптать копытами. Волки-дозорные, ведомые Ксюшей и ее бравым дедом, рвали на клочки монстров, загоняя их к берегу реки Смородины.
— Не стоило их одних отпускать! — нахмурился Филипп, когда шум битвы стих вдалеке. — Может быть, за ними вернуться? Мамонт ведь тоже чего-то в бою стоит.
— И волков жалко, — вздохнула Ева, вспоминая обитателей гостеприимной пещеры.
— Лева с Ксюшей нас обязательно нагонят, — пообещала Маша. — А волки несут этот дозор уже несколько тысяч лет.
В самом деле, вскоре лес раздвинулся, выпуская Ксюшу и ее деда. Серый Волк, бережно придерживая, нес на спине бесчувственного окровавленного Леву.
— Говорила я этому шаману-недоучке, что не по силам он соперника себе избрал, — ворчала Ксюша, отфыркиваясь и одеваясь, пока Ева и Филипп занимались перевязкой, а заодно пытались согреть и привести в чувство раненого.
После превращения в человека Лева тоже остался нагишом, но сейчас существовали проблемы куда важнее неподобающего внешнего вида чужого мужа. Скипер пропорол ему ногу и едва не выпустил кишки. Филипп, сделав из рубашки жгут достаточно профессионально остановил кровь, Ева с помощью чудодейственных снадобий тонких миров очищала и заживляла раны. Маша кивала им с одобрением, а сама продолжала играть, изливая переживания в мелодии.
— Да подумаешь, обычная рана матадора, — кое-как придя в себя, успокаивал товарищей Лева. — В прошлом году меня вообще, как шалтая-болтая, по косточкам собирали.
— А в этом ты посовестился взять у Водяного Живой и Мертвой воды, — с легким укором поцеловала его ненадолго прервавшая наигрыш Маша.
— Так не понадобилось же, — с обезоруживающей улыбкой заключил ее в объятья Лева.
Филипп и Ева последовали их примеру. Благо мамонт-эхеле прокладывал дорогу сам, словно богатырский конь, в один шаг преодолевая по десятку верст, развивая скорость гоночного автомобиля на подготовленной трассе. Горные кряжи и курумы побережья Смородины остались где-то вдалеке. Лес снова вернул осеннее убранство, в предрассветном сумраке пускай и не ласкавшее взор буйством насыщенных красок, но зато освежавшее дыхание ароматами жимолости, малины и яблок. Вдали кто-то прочищал горло, готовясь, видимо, исполнить специально для Филиппа песню о свободе. До Озера Водяного, по расчетам Евы, осталось не более пятидесяти километров.
Однако, едва
