ни к цене.
Она все еще высоко взбивала свои рыжие волосы, но ее дряблые щеки обвисли, а непомерно широкий рот, порой еще ярко накрашенный, утратил чувственное выражение. Маленькие заплывшие глазки мерцали зеленоватым блеском, и тот, кто ловил на себе их взгляд, даже пугался. Но при всей бросающейся в глаза внешней вульгарности она обладала добрым сердцем. Когда маленький, изрядно тучный Брентен — милый сигарщик! — тяжело ступая, входил, вот как сегодня, в ее кабачок, она предоставляла обслуживание посетителей своим кельнершам и, навалившись пышным бюстом на стойку, хрюкала сиплым басом:
— Рада вас приветствовать, Брентен, вид у вас, дружок, надо сказать, далеко не блестящий! Ну, что опять?.. Сумасшедшая жизнь, а?
Брентен молча кивал. Участливое слово ему не часто приходилось слышать.
Дома он высидел неделю. Но потом его одолела тревога. С каждым днем он становился все неспокойнее, все нервнее. Наконец не выдержал и, насколько позволяли больные ноги, опять стал носиться по городу. Кроме торговли сигарами, он ничего придумать не мог.
— Прежде всего давайте выпьем по рюмке доброго штейнхегера!
Она налила вино, закурила бразильскую сигару, предложенную Брентеном, и, сделав две затяжки, одним глотком осушила рюмку. Подперев обеими руками голову, тетушка Лола слушала Брентена.
С ней он мог поделиться всеми своими горестями. Хорошо, что есть хотя бы один человек, с которым можно отвести душу, поговорить о человеческой низости, о том, как люди слепы и глупы, лживы и алчны. Ни с кем не был он так откровенен, как с тетушкой Лолой. Ей были известны и личные его затруднения, и заботы. Она знала, что отношения с женой у него опять разладились, что он чувствует себя в собственном доме, как гость — да еще и не очень желанный. Она знала, как мучает его нищенская домашняя обстановка, знала, что ему с женой, тещей и детьми приходится ютиться в двух маленьких комнатушках. Знала также, что Папке обязан своей карьерой Брентену, но, кроме черной неблагодарности, Брентен ничего не получил. Тетушка Лола удивительно умела слушать.
VI
Когда бы Карл в последнее время ни шел к тетушке Лоле, он всегда думал: уж не натолкнусь ли я случайно на Пауля? Они не виделись несколько месяцев. Папке избегал улиц, где они могли бы встретиться. Но в эту субботу главный администратор Городского театра стоял у стойки и мрачно смотрел в свой стакан с пивом. Увидев Брентена, он испуганно вздрогнул и заорал:
— Ты, Карл! Само провидение посылает тебя… Что случилось, мой старый друг, тебя нигде в последнее время не видно? Господи, как я рад! Иди же сюда! Присаживайся!
Брентен небрежно подал ему руку, взобрался на один из высоких табуретов у стойки, дружески поздоровался с тетушкой Лолой и заказал пиво.
— Живительной влаги, Лола! — завопил Папке. — Из лучших сортов! Две больших!
Немигающим взглядом он пристально всматривался в Брентена.
— Ах, Карл, у тебя нехороший вид. Ты мне совсем не нравишься!
— Зато у тебя отличный вид, — сухо ответил Карл. — Тем не менее, ты мне тоже не нравишься!
Папке пропустил мимо ушей иронический намек и жалобным голосом продолжал:
— Внешность обманчива, мой милый! Злейшему врагу не пожелаю таких забот, как у меня. Задыхаюсь от работы! Мечусь, измаялся вконец! А в результате? Одни огорчения! Одни неприятности! Вот где у меня все это! — И он провел пальцем под подбородком.
Брентен молчал и тянул пиво.
— Не прав я разве? — орал Папке. — Полагаю, что и тебе не многим лучше живется. Работаешь сверх сил! О себе не думаешь! Забрасываешь друзей! Семью! Знаешь лишь одно — службу, работу… Собачья жизнь!.. Не прав я разве?..
На лице Брентена появилась ледяная улыбка. «Шарлатан! — думал он. — Будто мне неизвестно, что каждое твое слово — ложь. Я очень хорошо понимаю, как тебе неприятно со мной встретиться…»
— Лола, вы не выпьете с нами? — спросил он.
— Если угодно — с удовольствием! — И она налила себе тоже «большую» и тоже «самого лучшего».
«Пусть расплачивается», — подумал Брентен, поднял свою рюмку и сказал:
— Стало быть, за твое здоровье! За то, чтобы тебе легче жилось!
Папке, бросавший быстрые, подозрительные взгляды то на Брентена, то на хозяйку, молча поднял свою рюмку, кивнул и выпил.
Несколько минут он сидел, по-видимому что-то сосредоточенно соображая. Наконец заговорил:
— Да-да… Гм! Видишь ли, Карл, я…
— Знаю, знаю, Пауль! — перебил его Брентен. — У тебя ни минуты времени. Ты должен идти!
— Клянусь честью, это так! Какой же ты странный, господи! Кому-кому, а тебе ведь известно, что сегодня «Риэнци» и у меня дел выше головы. Но вот о чем я хотел у тебя спросить, давно хотел спросить… Ты знаешь Еленко?
— Главного режиссера?
— Да-да! Так ты его знаешь? Его прочат в директоры.
— Знаю ли я его? Еще бы! — солгал Брентен.
— По-твоему, не возмутительно, что его кандидатура серьезно обсуждается?
— Кандидатура? На пост директора?
— Ну да! Безобразие! — горячился Папке.
— Почему? — спросил Брентен, стараясь угадать, что так выводит из себя Папке. — Способный человек!
— И ты туда же! — прошипел Папке. — Да это доносчик! Невежа! Тупица! У него левая рука не ведает, что творит правая. А главное — еврей! Да еще какой! Обращается с подчиненными, точно надсмотрщик с рабами. И ругается, как ломовой извозчик. Не понимаю наших социал-демократов, они как дурачки восторгаются им.
«Наши социал-демократы»! Брентен саркастически улыбнулся. «Хватает же у человека бесстыдства!» Но он промолчал.
— Как ты думаешь, Карл, если бы такому всыпать по первое число? Я бы не отстал в этом деле, уверяю тебя. Можешь на меня рассчитывать!
— Как же это устроить? — спросил Брентен, все еще не понимая, куда гнет Папке.
Тот придвинулся к нему и зашептал:
— У тебя ведь, несомненно, есть связи в «Фольксцайтунг». Верно ведь? Да?
— Ну, разумеется! — не моргнув глазом, солгал Брентен.
— Не мог бы ты там тиснуть статейку? Я дам тебе материал! Это была бы настоящая сенсация! Если хочешь, я сам напишу. Разок взбаламутить как следует это еврейское болото! Как ты на это смотришь?
— Гм! — промычал Брентен с таким видом, точно он раздумывает. «Так вот, значит, какие планы у этого прохвоста. Хотелось бы только знать, чего он добивается. Неужели ему взбрело в голову самому занять место директора?»
— И понимаешь, Карл, это было бы одновременно ударом и по тем социалистам, которые горой стоят за этого молодца! Ну, как ты думаешь?
— Надо поразмыслить!
— Сенсация была бы — взрыв бомбы!
Когда Папке ушел, Брентен спросил Лолу, слышала ли она их разговор.
Тетушка Лола кивнула, ухмыльнулась и сказала:
— На этого Еленко он давно уже точит зубы…
— А почему?
— Врать не буду —
