Она убрала прядь волос от лица и посмотрела на прямой участок шоссе впереди.
– Проблемы имеют решения. Мне лишь нужно их отыскать.
– Вот это правильный подход. Вам удалось продвинуться в расследовании тех ужасных убийств?
– Да, мы сделали несколько шагов вперед по сравнению с началом расследования. Но нам предстоит проделать долгий путь. Последней жертвой стал маленький мальчик.
– Я слышал. Но никак не могу понять, почему убийства произошли сейчас. И почему здесь? Мне казалось, Андерсонвилль последнее место в мире, где происходят такие вещи.
– Убийство может произойти где угодно, потому что убийцы появляются из самых разных мест.
– Наверное.
– А где именно мы будем ужинать в Атланте?
– В небольшом местечке, которое я обнаружил около года назад. Меню не слишком обширное, но во всем списке нет ни одного недостойного блюда. А карта вин – настоящее сокровище.
– Боюсь, я предпочитаю пиво.
– Знаете, ваша мама сказала мне те же слова, когда я однажды пригласил ее на ужин.
– В самом деле? – без особого энтузиазма ответила Пайн, не сводя глаз с шоссе.
– Но потом она открыла для себя вина. Сначала белое, затем красное. Она оказалась способной ученицей. И у нее появился превосходный вкус. Я надеюсь, с вами произойдет то же самое.
Пульс у Пайн ускорился, и она вспомнила о предостережении Блюм.
– А как вы пристрастились к вину? Не во время же работы на шахте по добыче бокситов?
– Хм-м-м, нет, – ответил Лайнберри, как человек, сказавший слишком много. – Это произошло, когда я путешествовал.
«Верно», – подумала Пайн, вспомнив, что Ларедо так и не сумел выяснить, откуда Джек Лайнберри появился в Андерсонвилле.
– Наверное, путешествия тем и хороши, что благодаря им удается узнавать новое, – таинственно сказала она. – Я пытаюсь поступать так же.
Лайнберри с любопытством на нее посмотрел, но ничего говорить не стал.
* * *
В ресторане царила уютная атмосфера, за каждым столиком сидели состоятельные клиенты. Владелец явно знал Лайнберри, с радостью его приветствовал и сразу отвел к удобному столику, расположенному в алькове между книжными шкафами, в зале с раздвинутыми шторами.
– Специальная карта вин, – сказал он, протягивая Лайнберри черный планшет.
– Благодарю, Бен.
Как только владелец ушел, к ним подошла молодая хорошенькая официантка, которая с заметной опаской относилась к Лайнберри, и поспешно налила им в стаканы воду без газа.
– Здравствуйте, мистер Лайнберри. Рада снова вас видеть, – сказала она.
– И я рад тебя видеть, Венди. Спасибо. А это мой друг, миз Пайн.
– Миз Пайн, – сказала Венди, с благоговением глядя на агента.
Она сразу ушла, а Лайнберри принялся неспешно изучать карту вин, переворачивая одну страницу за другой на экране планшета. Но сначала он достал из кармана пиджака очки для чтения.
– У вас есть какие-то предпочтения? – спросил он. – Италия, Франция, Аргентина, быть может, Напа или Сонома [41]?
– До тех пор, пока предлагают что-то мокрое, меня все устраивает, – ответила Пайн.
Лайнберри рассмеялся, сделал выбор на экране.
Потом он убрал очки и откинулся на спинку стула – в этот момент появилась Венди с меню в руках.
– Вино скоро принесут. Перелить его в графин?
– В данном случае да. Оно должно немного подышать.
– Хорошо, сэр.
Она принесла два винных бокала на длинных ножках, теплый хлеб и вазочку с маслом и быстро ушла.
– Мне кажется, она немного нервничает в вашем присутствии, – заметила Пайн.
Лайнберри пожал плечами.
– Я не знаю, в чем причина. Я не принадлежу к категории ослов, которые придерживаются исключительно высокого мнения о себе.
– Будь это не так, я бы не приняла вашего приглашения.
– Я веду себя с людьми так, как я бы хотел, чтобы они вели себя со мной. С уважением.
– Я уверена, что мои родители это ценили.
Он взял кусочек хлеба и обмакнул его в масло.
– Мне бы хотелось думать, что так и было.
– Здесь очень приятное уединенное место. Вы всегда ужинаете в этом алькове?
– Я люблю уединение.
– Интересно, шторы закрываются? – спросила Пайн, удивившись собственному вопросу.
– Я не знаю. У меня не было случая проверить.
– А что вы почувствовали, когда обнаружили тело моего отца?
Ее вопрос оказался для Лайнберри таким неожиданным, что он едва не подавился кусочком хлеба, и ему пришлось сделать несколько глотков воды и откашляться.
– Извините, – сказала Пайн. – Я крайне неудачно сменила тему.
Он откинулся на спинку стула и вытер пальцы салфеткой.
– Это было ужасно, Ли, если вы хотите знать правду. Я никогда прежде не видел мертвецов. Во всяком случае, в таком состоянии. И очень надеюсь, что больше не увижу.
– Я не сомневаюсь.
– Насколько я понимаю, на вашей работе, вы видите много… умерших людей.
– К сожалению, да.
– А со временем не становится легче?
Пайн подумала о теле Фрэнки Гомеса.
– Не факт.
– Ну, возможно, так даже хорошо. Я хочу сказать, если вы станете нечувствительной к подобным вещам, это негативно скажется на вашей личности.
– Тут я с вами совершенно согласна.
Он бросил на нее внимательный взгляд.
– Я не говорил вам об этом раньше, но вы выглядите прелестно. Вы очень красивы.
– Благодарю вас.
Он отвернулся, явно смущенный собственными словами.
– Я… иногда мне трудно говорить такие вещи женщинам. Многие мужчины нередко переходят границы… Полагаю, вы часто встречаетесь с подобными вещами в своей работе. Ведь ФБР все еще мир мужчин?
– Да. Но положение медленно меняется к лучшему. И нам нужно научиться избегать ситуаций, когда один человек делает комплимент другому без должного уважения.
– Согласен.
– Именно по этой причине я вам скажу, что вы выглядите весьма благородно.
Он смущенно улыбнулся.
– Хорошее слово, благородно. Должно быть, причина в седых волосах.
– Мужчины выглядят благородно, а женщины просто стареют.
– Еще одна несправедливость жизни, – заметил Лайнберри.
