— Я не курю и мне не вкатил алкоголь.
Харви усмехнулся, вызвав у Тана хмурый взгляд.
— Сомнительный недостаток, не находишь?
— Девчонки любят плохих парней.
— Женщины любят сильных мужчин, — поправил он. — А сила не в том, можешь ли ты на спор трахнуть проститутку, выкурить десять сигар подряд или выпить в один присест бутылку "Дьявольского огня". Сила в том, чтобы сказать "нет", когда другие говорят "да" только потому, что это твое собственное мнение. Сила в том, чтобы напрямую заявлять о своих желаниях и не скрывать эмоций. Сила в том, чтобы понимать, что страх — это часть тебя и испытывать его нормально.
— Тебе страшно с девчонками? — усмехнулся Тан. — С Ланни страшно? Не гони.
— Страшно, — голос Харви, неожиданно серьезный, смутил подростка. Он смутил даже самого правящего, который лишь сейчас осознал, что этот страх у него вообще имеется. — Мне страшно, Танар. Что я не достоин ее. Что она это поймет. Что выберет другого и отвергнет меня.
— Да иди ты!
— Но я не боюсь признаться тебе в этом. Потому что, в сущности, уж прости парень, мне насрать на то, что ты думаешь по этому поводу. Ведь сила в том, что для тебя должно иметь значение мнение лишь тех людей, которых ты уважаешь. Которыми восхищаешься. Те, кто обсуждают тебя за твоей спиной обладают главным недостатком перед тобой. Очень существенным.
— Каким это?
— Они за твоей спиной. Подумай об этом, парень в следующий раз, когда из-за всякой, как ты выражаешься, чухни, будешь мотать нервы моей женщине. И, кстати, совсем забыл.
— А?
— Еще раз сбежишь из дома или заставишь Флер нервничать, устроишь ей проблемы или станешь причиной внимания Опекунского суда, на твоем лице рядом с этим фингалом появится еще парочка. Это не говоря уже о том, что ближайшие пару недель ты сидеть не сможешь.
— Ты не тронешь подростка, — с сомнением протянул Тан. — Ты же правящий. Это, блин, как-то неправильно, чувак!
— Рискнешь проверить? Чувак?
От улыбки Харви, внешне приветливой и открытой, веяло угрозой. Тан проверять точно не рискнет и понял, что все действия имеют последствия, и он, как глава семьи, в первую очередь должен думать о своих женщинах. Заботиться о них и защищать.
— Так на счет Саймана…
— Я слов на ветер не бросаю и свяжусь с тобой, чтобы договориться о встрече.
— Отелепатеть! Чувак, я тебя уважаю. И знаешь… Никакое ты не Ползучее Великородие.
Харви вскинул брови и уставился на парня с изумлением.
— Ну, ты же знаешь, девчонки они такие. Ты им типа нравишься, а они делают вид, что не в восторге…
— Так, давай-ка закругляйся друг и домой, пока лишнего не наговорил.
Оказалось, что полет уже закончился и волар некоторое время стоял на земле. За тонированными окнами знакомый пейзаж.
— Ага, понял, — Тан дернул ручку двери, но Харви его окликнул.
— И помни! Флер ни слова.
— Понял, понял. Я позабочусь о твоей женщине и своей сестре. Я же глава семьи.
Вот это уже ответ мужчины! Харви протянул Танару ладонь, ребром вверх, как равному. Парень пожал руку, благодарно кивнул и покинул волар.
Ландрин
Мы с Альби словно с Венеры свалились, наматывали круги вокруг моего темно-синего волара, не решаясь подходить к черному хищнику, в котором сейчас сидел Тан с… фетом Питуэллом? Я усмехнулась. Что-то мне подсказывало, внутреннее чутье или марка волара, внешняя холодность и уверенность защитника моих брата и сестры или сила, которой от него фонило, что никакой это не фет Питуэлл. Плюс фет Сайонелл, его с Хартманом странные разговоры, количество рейгвердов…
Когда брат вышел из волара, я нервно улыбнулась. Должна ли я поблагодарить нашего спасителя? Ну вот просто не верю, что супер защитник свалился на нас с неба, просто мимо проходил, не занят был и добрался до Опекунского суда даже раньше меня… И волар-то правительственный.
— Идите домой, ребята. Я куплю что-нибудь вкусное к чаю.
Тан понятливо кивнул, обнял сестру и в окружении охраны повел в дом, хотя стоит сказать, что журналистов здесь не было.
Я едва не опоздала с благодарностями, поскольку двигатель Саймана едва слышно зарычал, а из-под днища волара взметнулась пыль, извиваясь маленькими воронками. Резко бросилась к нему, дернула за ручку, но оказалось заперто. Меня никто не останавливал, но и выходить ко мне не желали.
— Я знаю, что это ты, — произнесла негромко, вглядываясь в свое растерянное отражение на глянцевых черных стеклах: большие глаза, растрепанные волосы… Там, за этой тьмой, что неизбежно стелется между нами то горечью обид, то волной недопонимания, то стеной отчуждения, то чужими интригами, сидит он. Мужчина, лишивший меня покоя. Мужчина, которого я незаслуженно обидела тем, что отказалась даже выслушать из-за этой сцакхи великородной с ее приказами и угрозами. Тем, что уступила своему страху.
Наконец, волар замолчал опустился на землю, мягко щелкнул замочек и дверца приоткрылась. Юркнула внутрь и словно попала в другой мир. Тихо, тепло, спокойно. Вот только взгляд пепельно-сизых глаз был каким угодно, но не спокойным. Прямо говоря, смотрели на меня как на… не очень хорошего человека.
— Оставьте нас, — произнесла, не глядя на пилота. Фетрой, не сводя с меня взгляда, едва заметно кивнул, затем констатировал совершенно без эмоций, будто скучную книгу читал:
— Тан сделал выводы и исправится. Дело о побоях удастся закрыть, но это не освободит его от необходимости компенсировать вред. По поводу сноса вашего дома. Проект реновации остановлен по всему дистрикту. Я заслушал доклад Лисмен Эколоджик и…
Он говорил что-то, я а я больше не воспринимала. Он сейчас здесь, хотя должен быть в Конгрессе, обсуждать вызов тор-ана. Он решает вопросы реновации и поведения моего брата, который ему, откровенно говоря, никто, даже меньше, чем никто. Он с ним даже еще как с налогоплательщиком не знаком. Но помог. Как там говорил фет Сайонелл? Отключить разум. Если ты отключишь разум, Ландрин, как отблагодаришь фетроя за все, что он для тебя сделал? Как отблагодаришь человека, столько раз угрожавшего разрушить твою семью за то, что стал тем, кто спас ее от разрушения?
Накрыла губы Хартмана пальцами, заставляя умолкнуть и робко улыбнулась. А затем, пока мозг не включился обратно и не завопил наподобие той бесстрастной тетки, что сообщала мне о падении волара, что я качусь в пропасть и скоро вся моя выдержка накроется попой аркха, забралась к нему на колени, обвила его шею руками и поцеловала.
После смерти родителей мне казалось, что никогда и никого я не смогу целовать в губы. Отвращение от подобного опыта с Таххиром лишь убедило меня в этом, но сейчас, жадно впиваясь в губы фетроя, я понимала, как ошибалась.
Если бы он меня оттолкнул, какая-то значимая часть меня умерла бы. Но он не оттолкнул. Напротив, медленно провел по моей спине ладонями, по-хозяйски очертил изгибы моей спины и полукружия ягодиц. Сначала поцелуй был робким знаком благодарности. Я словно сама испытывала свои пределы и возможности. Второй поцелуй был требовательным и глубоким, медленным и искушающим. От третьего у меня сорвало крышу, потому что освоившиеся губы Хартмана жадно сминали меня, вливая в мою кровь чистое пламя, заставляя забыть обо всем и желать только одного — чтобы эта искушающая ласка никогда не заканчивалась. Не в силах насытиться друг другом, мы целовались, как подростки, впервые познавшие всю прелесть сексуального удовольствия. Мы гладили друг друга, нежились в объятиях, заигрывали языками, кусали губы, искушали… Только за тем, чтобы поддаться этому искушению. Звук молнии утонул в моем тяжелом дыхании. Пальцы нетерпеливо расстегивали пуговицы на рубашке правящего, чтобы коснуться горячей кожи, почувствовать уверенные толчки рвущегося навстречу и захлебывающегося от страсти сердца.
