Чтобы получить ответ, я попыталась сосредоточиться на ощущениях, но от страха уже и тела не чуяла.
Совладав с паникой, я робко подняла голову…
Восстановившееся зрение, к моему огромному облегчению, доложило, что тьма из виду исчезла. Только ее утробное рычание было едва слышно где-то вдалеке.
Но стоило лишь окончательно успокоиться и оглядеться, как вздох удивления так и сорвался с губ.
Я помнила, как настигнутая тенью, завалилась на бок. Как врезалась в стену спиной и уткнулась носом в колени. Сейчас же кто-то незримый, развернув пространство на девяносто градусов, заботливо усадил меня на корточки.
Босые ноги утопали в пушистом ворсе ковра. Тепла это не приносило, но…
— Киса! — цепляясь за стену, поднялась я и завертелась на месте в поисках провожатой. — Киса! Кис-кис-кис!
Все вокруг изменилось до неузнаваемости. Стены обрели плотность, прикрылись деревянными панелями и принарядились разного размера дверьми.
Прямоугольные, квадратные, маленькие, большие, круглые хоббичьи, перевернутые вверх-тормашками, без ручек… Двери имели свой размер и цвет, но в верхней точке каждой, уцепившись за косяк, зависла хрустальная сияющая капля, будто огонек «не входить» или маленькое странноватое бра из IKEA.
Я волчком покрутились на месте. Дернулась вперёд, сдала назад, хныкнула, ударив кулаками по коленкам.
— Проснуться, — обхватила я ладонями лицо. — Мне надо проснуться!
На удивление, пространство подчинилось, просело, и чувство невесомости захватило дух. Фантазии замелькали цветной вереницей. Разрывались и ширились, как грибы после дождя.
Путаница из поездов, занятий в институте, знакомых и незнакомых лиц. Даже дом приемной матери Яна приснился. Только Бобка почему-то был размером с буйвола и почти лысый, морщинистый. Как породистый кот. Только на хвосте у него была пушистая кисточка.
Мика, где же ты?
— Здесь… — узнав голос Яна, прошептала, будто и не я вовсе. — А… ты?
Перед глазами тотчас нарисовалась немая картинка, покрытая мутной пеленой.
Зимняя темнота за окном гостиной. Без устали загорающийся и гаснущий фонарь, а я клубочком лежу у аспиранта под боком. Он смеется, чмокает меня в затылок и, бездумно щёлкнув кнопку пульта, включает первый попавшийся канал.
Мика!
— Я здесь, — ответила уже увереннее, и голос вмиг потеплел. Опасности от него теперь не исходило. Скорее, тоска и отчаянное желание обрести форму, чтобы коснуться.
Видение внезапно потускнело. Наверное, я просто-напросто на миг выпала из дрёмы.
Будучи на грани реальности и грёз, я едва перевернулась на другой бок, как меня снова накрыло волной сновидений. Беспорядочное мельтешение реальных и фантастических событий.
Интересно, а сумею я вернуться в сон, что добровольно же и прервала?
— Я здесь. Я уже иду, Ян, — не то мысленно, не то вслух повторила с каким-то предвкушением, и вмиг почувствовала, как ступней коснулись мягкие ворсинки ковра.
Получилось! Вокруг снова были лишь двери. Даже в потолке. Но ни одна из них не влекла меня, хотя бра над каждой, стоило мне лишь приблизиться, наполнялись призывным светом.
Огоньки же оставленные позади — печально гасли. Там, за спиной, вообще все таяло за ненадобностью. Истончалось и пропадало во тьме.
Толстобокой кошки с фиолетовыми глазами нигде видно не было. Только слабенько светящаяся цепочка кошачьих следков тянулась вдоль стены. Огибала выступы, ныряла в неприметные ниши-переходы. Он вела меня.
Вёл и голос, волнуясь и то и дело окликая. А я каждый раз тихонько отвечала.
Все кружилось, как в хмельном угаре. Заходя все дальше, я шлепала босыми ногами по полу, будто по натянутым струнам. Холод резал пятки, а я все шла и шла. Что ждёт в конце — не знала. Но отчаянно хотелось верить, что… он.
— Вот ты где! — воскликнула я, заглянув за очередной угол.
Кошка сидела у двери и нетерпеливо била хвостом. Будь у нее на лапке часы, наверняка с укором глянула бы на них и возвела глаза к потолку. Хотя, судя по растопырившимся в разные стороны усам, недовольства в этом клубке шерсти и без того хоть отбавляй.
— Ну, прости, — всплеснула я руками. — Потеряться тут, раз плюнуть. Если бы не твои следы… Ты кого-то стережешь? — уставилась я на разительно отличающуюся от всего вокруг деревянную дверь со стеклянным узорным окошком. Сквозь него лучился мягкий, желтоватый свет.
Дождавшись очередного «ррня», я сделала шаг. Но стоило приблизиться, как кошка, не то с презрением, не то с облегчением фыркнув и потоптавшись на месте, подскочила, нырнула прямиком в центр сияющего квадрата и растаяла в облачке лилового дыма.
Я отпрянула, опасливо поглядев на стеклянную поверхность. Внутренний зов усилился, стоило лишь взяться за ручку, повернуть…
— Снова босая? — раздалось нарочито строгое, и зов тут же сошел на нет. Стало уютно.
С тщательно скрываемым довольством я только переступила порог, как стены разъехались. Сомкнулись меж собой, образуя комнату, подозрительно похожую на кухоньку в Брановской квартире.
Так и есть. Приподняв голову, на меня с осуждением глядел аспирант, лёжа на надувном широком матрасе, втиснутом между столом и кухонным гарнитуром.
— От твоего занудства нет спасения, Бранов, — без малейшего стеснения подошла к нему я и плюхнулась на матрас рядом.
В карих глазах скользнула тень удивления.
— Фамильярничаешь?
— Ты первый начал, — согнув руку в локте, прилегла я на бок так, чтобы беспрепятственно глазеть на Яна. — Вознесенская то, Вознесенская сё…
— Грейся давай, — усмехнулся Бранов и выставил ногу.
Не раздумывая, я поставила обе ступни ему на бедро и поджала окоченевшие пальцы. Стало и впрямь намного теплее, но Ян болезненно скорчился и выдохнул сквозь зубы. Даже через ткань спортивных штанов холод почуял.
— Мне некогда было обуться, — виновато промямлила я, когда озябшие пальцы мало-помалу начали отходить. — Ты слишком громко меня звал.
— Разве? — Бранов приподнялся на локтях и с видимым усилием уселся. Вопреки жалкому сопротивлению, обхватил мои ступни руками и принялся легонько их растирать. — Не припоминаю, чтобы звал. Думал разве что. Самую малость.
На этих словах я так и охнула от возмущения. Не звал, значит? Намекает, что без приглашения приперлась?
— Тогда окажи услугу, — сказала грубее, чем хотела, высвободив ноги из его теплых рук, — в следующий раз думай на полтона потише! — и демонстративно развернулась на другой бок. К Яну спиной.
Разумеется, о содеянном пожалела я мгновенно, но поделать с собой ничего не могла. Разволновалась ни с того ни с сего, как дурочка. Хотя откуда бы ему взяться, этому волнению-то?
