Девушке было немного неуютно среди незнакомых людей, норядом с Ноэлем она всегда чувствовала себя прекрасно. Хотя наблюдать за ним вподобной обстановке было забавно. До сих пор Тамми видела его только в джинсахи грубых свитерах или в спортивной форме, когда он играл в футбол соднокашниками в Гарварде. Этой зимой Ноэль уже дважды приезжал к Тамми, исейчас она снова заговорила о том, что занимало все ее мысли:
– Что ты об этом думаешь, Ноэль?
– О чем? – Он рассеянно улыбнулся матери со своегоместа.
– Ты знаешь, о чем.
– О твоем переводе в Колумбийский университет? Я думаю, утебя не все дома. Бросаться гарвардским дипломом, словно это ничего не значащийклочок бумаги? Ты явно не в себе, детка.
– И это все, что ты можешь сказать?
Глаза ее сузились, девушка казалась рассерженной иобиженной. Но он тут же взял ее за руку и нежно поцеловал.
– Нет, не все, и ты это отлично знаешь. Я всего лишь хотелобратить твое внимание на следующее обстоятельство. – Он ласковоусмехнулся. – Ты не желаешь сидеть в Гарварде еще два года и ожидать моихприездов, и все из-за своего сладострастия.
– Да, потому что это глупо. Тяжело для тебя и для меня. Тысейчас начнешь работать, да еще собираешься заниматься наукой. Как ты думаешь,часто ли ты сможешь приезжать? Я тоже едва ли смогу ездить туда-сюда – нагрузкав этом году еще больше, чем раньше. А если я переведусь сюда, мы будем чащепроводить время друг с другом.
Огромные глаза Тамми умоляюще глядели на него, и Ноэль изовсех сил боролся с собой, чтобы не уступить.
– Тамми, я не хочу, чтобы наши отношения повлияли на твоерешение. Слишком все это важно. Столь серьезная перемена может испортить всютвою карьеру.
– О, ради Бога, не будь таким снобом. Я ведь собираюсьперевестись в Колумбийский университет, а не в какой-нибудь заштатный колледж.
– А почему ты уверена, что тебя примут?
Ноэль отчаянно старался исполнить до конца свой долг, ностоль же отчаянно желал, чтобы она осуществила задуманное.
– Я уже узнавала. Мне сказали, что я могу начать соследующего семестра.
Он со значением посмотрел на нее, но ничего не сказал.
– Ну? – Тамми ждала с замиранием сердца.
Он глубоко и медленно вздохнул.
– Благородный человек на моем месте продолжал бы тебяотговаривать.
– А ты не будешь? – Она посмотрела на него в упор.
– Нет. Я хочу жить с тобой вместе. Начиная прямо ссегодняшнего дня. Но это ужасно эгоистично, имей в виду. – Он придвинулсяк ней, и тела их слегка соприкоснулись. – Я люблю тебя, я хочу всегда бытьс тобой.
– Тогда позволь, я сделаю то, что задумала.
Он улыбнулся ей в ответ, и тут к ним подошли Макс и Ариана,с удовольствием глядевшие на юную пару.
Ноэль и его подруга были такими молодыми, такими счастливымии свободными; всем окружающим хотелось хоть на мгновение разделить с ними ихрадость. Казалось, перед ними простиралась долгая светлая дорога, по которойони зашагают к своему счастью.
– Мама, ты помнишь Тамми?
– Конечно.
Ариана тепло взглянула на девушку. Тамми ей нравилась. Ихорошеньким личиком, и явно неплохим характером. И еще Ариана заметила серьезнуюнежность, светившуюся в глазах сына.
– Наверное, мне следует представить вас друг другу заново.Ведь у моей матери теперь другая фамилия. – На этот раз покраснела Ариана,а Макс гордо выпрямился и слегка усмехнулся. – Моя мать – миссис Томас,мой отчим – Макс Томас, моя подруга – Тамара Либман.
– Либман… – пораженно повторила Ариана, но быстро справиласьсо своими чувствами. – Вы не состоите в родстве с Рут и СэмюэломЛибман? – Она не осмелилась упомянуть имя Пола.
Тамми спокойно кивнула. В лице этой женщины появилоськакое-то странное выражение, которое Тамми не могла понять.
– Это мои дедушка и бабушка, только они умерли. Я их никогдане видела.
– А-а… – Ариана на мгновение онемела. – Значит, вы…
– Дочь Пола и Марджори Либман. А моя тетя Джулия живет вЛондоне. Может, вы с ней тоже были знакомы?
– Да. – Ариана страшно побледнела. Она, казалось, былаблизка к обмороку.
Тамми не знала, что именно так подействовало на Ариану.Девушка только поняла, что ее отвергли. Слезы отчаяния катились по ее лицу, когданесколько минут спустя она кружилась с Ноэлем в медленном танце.
– Тамми, ты плачешь? – Ноэль с ласковым недоумениемпосмотрел на нее. Она помотала головой, но отрицать очевидное былобесполезно. – Ну-ка, давай выйдем отсюда на минутку. – Они спустилисьвниз по лестнице и стали медленно прогуливаться в холле. – Что случилось,детка?
– Твоя мать ненавидит меня.
При этих словах из горла ее вырвалось сдавленное рыдание.Господи, как же она мечтала, чтобы все было хорошо! Тамми знала, как близкиНоэль и его мать; именно поэтому для девушки было так важно понравиться Арианес самого начала. Но теперь все кончено.
– Ты видел выражение ее лица, когда ты произнес мою фамилию?Она чуть в обморок на месте не упала, узнав, что я еврейка. Разве ты ей об этомне говорил?
– Ради Бога, Тамми, мне и в голову не пришло! На дворесемидесятые годы! Быть евреем – не такое уж страшное преступление!
– Для тебя, может быть, но не для нее. Точно так же моихродителей привело в шок известие о том, что ты немец. Но по крайней мере я иххотя бы предупредила! Почему же ты не подумал о своей матери? Господи Боже, онаантисемитка, а ты даже не подозревал об этом!
– Нет! Ты еще скажи, что моя мать нацистка!
Этого Тамми не думала, но ведь отец назвал тогда Ноэляименно так.
– Ноэль, ты ничего не понимаешь.
Дрожа всем телом, она стояла и смотрела в окно на спешащихпо улице людей.
– Все я понимаю. Я отлично понимаю, что ты наслушалась этойчепухи от своих родителей. Тамми, это их война – не наша. Мы просто люди:черные, белые, коричневые, желтые, евреи, ирландцы, арабы. Мы все – американцы,вот в чем заключается прелесть нашей страны. И все остальное не имеет никакогозначения.
– Для них имеет.
Тамми вновь вспомнила выражение лица Арианы и в отчаяниизаломила руки, но Ноэль крепко прижал ее к себе.
– Но ты веришь, что для меня это ровным счетом ничего незначит?
Она кивнула.
– Я поговорю сегодня вечером с матерью, прежде чем они уедутв аэропорт. Посмотрим, права ли ты.
– Я знаю, что права, Ноэль.
– Не будь такой самоуверенной.
