Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 106
— И после этого?
— Сказано же — далее по обстановке. Зачем вперед далеко заглядывать?
— Меня это гораздо больше устраивает, — сказала Лариса. — Сбежать мы всегда успеем. И вообще правильно говорила Скарлетт О’Хара: «Об этом я подумаю завтра».
— Если не сосредоточим всех своих людей в одном, надежно укрепленном месте, в полной готовности и к бою, и к эвакуации, можем и не успеть. Особенно если наши контрагенты на третий раз придумают что-нибудь оригинальное. — Кирсанов оперся щекой о кулак и изобразил задумчивость. — То есть лично мы, втроем, сбежим безусловно. Еще Давыдова с Эльснером, Сугорина, Белли постараемся захватить. Да и то не наверняка. Знаете, что при ночном налете на город крупной банды случалось? Связи нет, единого командования нет, сопротивление приобретает очаговый и мелкоочаговый характер, многие гибнут поодиночке, не зная, куда бежать и в какую сторону стрелять… — Басманову в такие переплеты попадать приходилось, и он поддержал Павла со знанием дела. — Полтысячи махновцев, помню, в Люботин ворвались, там пехотный батальон из дивизии Май-Маевского стоял и обозы. В чистом поле, скорее всего, отбились бы, а по дворам и переулкам всех, считай, постреляли и порубили…
— Это верно. Представим, что я в своих теориях не прав. И они не в го с нами играют, а наши способности к сопротивлению и стратегический потенциал вскрывают. Убедились наконец — привычные, не требующие настоящих жертв методики исчерпаны. Заодно узнали, чем мы располагаем. Ну и введут в бой такое, что и вообразить невозможно… — Кирсанов передернул плечами.
— Значит, договорились, — подвел итог Михаил. — Докладываем «наверх», что решение принято. Весь свой личный состав размещаем в пакгаузах за товарной станцией. Я уже присматривался, заборы там мощные, строения каменные. Предполье хорошо простреливается, внутренняя территория, в случае прорыва неприятеля, для обороны приспособлена почти идеально. И если англичане вдруг какую пакость задумают, вроде интернирования, трудненько им придется. Согласны?
…Чтобы не осложнять наметившегося согласия между верховными властями колонии и «волонтерами» (бурско-английские отношения временно оставляя за кадром), не привлекать излишнего внимания дуггуров, мало ли что, вдруг и у них здесь собственная разведка имеется (а почему бы и нет?), на новый опорный пункт перевели только остаток офицерского батальона, меньше сорока человек. Они должны были составить резерв на случай любого развития событий, имеющих отношение к очередному потустороннему вторжению или нет — неважно. Остальных волонтеров из этого времени, российских и иностранных, наравне с молодыми бурами, оставили в местах прежней дислокации.
Басманов без всякого удовольствия сообщил о своем решении генералу Девету. Именно ему, поскольку их связывало «войсковое братство» и «совместно пролитая кровь». С президентом Крюгером и остальными бурскими полководцами он теперь предпочитал не встречаться.
Сцена прощания вышла не очень приятной. В том смысле, что Михаилу было неприятно смотреть на недавно еще бравого и уверенного в себе, а сейчас теряющего лицо генерала, на которого совсем недавно наш полковник возлагал очень далеко идущие надежды.
Как ни дипломатничай, а если из двух сидящих лицом к лицу офицеров один… ну, не трус, а просто — не сумевший себя проявить, а второй — безусловный герой, какой может получиться разговор?
— Вы нас бросаете, Михаил! Вы переходите на сторону врага! Уж этого мы от друзей никогда не ожидали! Что угодно, только не это!
Девет кружил по небольшой комнате с земляным полом, где они встретились один на один. Сквозь косоватое окно в глинобитной стене неяркий предвечерний свет падал на деревянный стол и два трехногих табурета. Никакой другой мебели здесь не было.
— Христиан, друг мой, — Басманов старался говорить предельно мягко, сдерживая свой пресловутый «командирский голос» и желание выдать коллеге что положено попросту, известными словами. — Вы мне сейчас напоминаете одну женщину, с которой нас связывали достаточно нежные чувства. Потом она вышла замуж за другого, но при встрече во всем обвинила меня, заявив, что я был «недостаточно настойчив». С вами — та же история. Я опять виноват. Мы, русские, опять и снова виноваты! Перед всеми и за все! Как повелось! У вас, Христиан, хватит совести сказать мне в лицо, что мои солдаты плохо воевали? Что без их помощи вы выиграли бы несколько решающих сражений? Что я не говорил и вам, и Кронье, и Деларею, как следует воевать? Не будь вы столь трусливо ограниченны, мы бы сейчас пили шампанское во дворце губернатора Капской колонии и любовались океанским прибоем. Я не прав? Не мои ли бойцы, бескорыстно пришедшие вам на помощь, покоятся сейчас в могилах без памятников?
— Зачем вы так говорите, Михаил? — с надрывом ответил Девет. — Я, мы все ценим вашу помощь. Никогда не забудем погибших за нашу свободу солдат. Лично я не забуду спасших меня офицеров. Но почему же вы не хотите признать, что мы — такие, как есть? Для того, чтобы сделать из буров, хороших, но мирных людей, таких бойцов, как ваши, потребуется не одно десятилетие совсем другого образа жизни.
— Мирных? — зло рассмеялся Басманов. — Они не мирные! Если есть возможность убивать безнаказанно, они очень даже воинственные. Отчего же? Стрелять на полкилометра в беззащитных англичан и тут же сбежать, когда их пули засвистели над головой. Герои, мать вашу голландскую! И грабить умеете, как мало кто! Именно это я и признал, затевая крайне не радующий меня разговор. Вы все знаете куда лучше меня! Вы ничего не имели против, когда тысячи ваших «храбрых буров» отступали совершенно сознательно, убежденные, что сотня «этих не верующих в истинного Бога» еретиков (сам слышал слова вашего пастора, спасибо, что просто «еретики», а не «гои») прикроет их позорное бегство своими телами. Отступали, даже не предупредив тех, кто вынужден был стоять насмерть не за свои, за ваши интересы. Вы, генерал, хоть раз попытались сказать перед строем: «Солдаты! Не падет ли позор (или — проклятье Господа, как у вас принято божиться) на головы тех, кто отступит раньше, чем люди, которые приехали с другого конца света нам на помощь?!»
— Михаил, вы разрываете своими словами мое сердце! — Очень может быть, что генерал говорил искренне. Регулярное чтение Ветхого Завета вполне способно вызвать подобный эмоциональный настрой. Там вообще много ярких слов и выражений.
— Надеюсь — не окончательно. Подлечите свою сердечную мышцу. — Басманов долго ждал подходящего момента, чтобы откупорить фляжку. Правда, надеялся, что чокнутся прощальными чарками они по-мужски, без дешевого надрыва. — Раньше думать надо было, — сказал полковник. — Последний шанс был в Блюмфонтейне. Ваш президент и вы сошлись во мнении, что наша помощь и наши советы вам не нужны…
— Нет, я повторяю, вы безжалостны, Михаил! Зачем превращать легкие недоразумения в непреодолимые противоречия? Между друзьями! Ну что такого? Пусть мы, в силу характера, отказались от ваших советов, но от вашей помощи мы отказываться не хотим… Не можем…
Басманов залпом выпил чарку, со стуком поставил на стол.
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 106
