…плетут мечами замысловатые узоры. То сталкиваются оленями во время гона, то разлетаются журавлями, распластавшими крылья. Короткие частые удары чередуются с медленными и плавными, сталь то хочет сокрушить сталь, расколоть на куски, то прижимается к ней, скользит, будто ласкаясь. И снова – вихрь, и снова два меча сливаются в один, чтобы в следующее же мгновение распасться на сотни сверкающих граней. И звучит переливчатый звон, будто и нет смертельного поединка. Будто встретились после долгой разлуки два старых знакомых и завели обстоятельный разговор – то спокойный, то переходящий в ожесточенный…
…обрушиваюсь на Бранна, тесню его, заставляю пятиться, отчаянно защищаться, с каждым новым ударом приближаясь к неминуемой гибели. Мой меч мерно и мощно бьет по его, как молот кузнеца по раскаленной заготовке. Я сильнее, я опытнее, я лучше владею оружием. Я уже нанес ему три раны, сам не получив ни одной. У нашего противостояния может быть лишь один исход, и мы оба знаем это. Но внезапно усталая обреченность в глазах Бранна сменяется каким-то безумным огнем. Он с ревом бросается на меня, совершенно забыв о защите. Мы сходимся грудь в грудь, меч в меч, застываем на месте. И прежде чем я отбрасываю приемного сына Сильвеста назад, и мой клинок рушится на его ребра, заскрежетав по кости, он успевает прошептать то, что тщетно пытался сказать несколько раз с самого…
…замирают, опустив мечи. Мгновение стоят и смотрят друг другу в глаза, а потом воин в алом склоняется в глубоком, почтительном поклоне. И воин в черном отвечает тем же.
– Идиот! Прикончи его! – ревет Сильвест. И в этот момент раненый Бранн, которого все уже сняли со счетов, неимоверным усилием приподнимает голову и отчаянно выкрикивает то, что я и без того знаю наверняка:
– Сильвест мертв! Трейноксис!…
И два воина бросаются на Ард-Ри. Нет, не на Ард-Ри. На Трейноксиса.
– Измена! Ко мне, воины Предела!
Но прежде чем до тех, кто стоит в переднем ряду армии Сильвеста, доходит смысл этого отчаянного призыва, и они приходят в движение, у них на пути встают четверо в таких же алых доспехах, что надеты на противнике Фрэнка. Первый же смельчак, рискнувший сделать шаг вперед, падает с разрубленной головой, а Фрэнк и Делонг уже на расстоянии двух локтей от врага. И тогда Трейноксис выхватывает меч из руки мертвого Диана и, закрутив обоими клинками жуткую мельницу, прыгает…
…не успеваю следить за четырьмя мечами, с немыслимой скоростью мелькающими в воздухе. Не успеваю увидеть, кто из двоих наносит врагу первый удар. Я слышу за спиной тяжкий гул, оборачиваюсь и, забыв о своем оружии, бегу прочь от схватки, размахивая руками. Бегу к уже двинувшимся вперед ратям севера, срывая горло отчаянным криком: «Назад!!! Стой!!! Все наза-ааа…»
Хотя имя мое раз за разом повторяется в песнях, хотя именно мне, да еще тяжело раненному мной Бранну приписывают решающую роль в том сражении, я не видел многого. Скажу больше: с точки зрения любого уважающего себя барда, я не видел основного.
Я не видел, как четверо в алых одеждах медленно отступали, из последних сил сдерживая сотни и сотни бойцов, рвущихся на помощь своему гибнущему господину.
Как корчился на земле первый из них, пробитый едва ли не дюжиной копий.
Как второй ронял меч, и кровь, хлещущая из разрубленного горла, почти не была заметна на фоне его доспехов.
Как двух оставшихся просто сбили с ног именно в тот момент, когда два меча, выкованные в Северном Пределе, раз за разом вонзались в тело упавшего на колени, но всё же не желающего умирать, Трейноксиса.
Как мощный удар Магистра Алого Ордена отсек голову, лицо которой, не имеющее ничего общего с лицом Коранна Мак-Сильвеста, навечно исказилось отчаянным криком.
Как секунду спустя обезглавленное тело и двух стоящих над ним воинов захлестнула людская волна, в мгновение ока перемолов в кровавую кашу…
Потом я споткнулся и упал, и еще не ощутив удара о землю, понял, что это – конец. Что не успею подняться. И тут прямо передо мной на всем протяжении Маг Лар выросла стена из ревущего пламени. Стена, высотой до неба. Стена, в которой, как мне кажется, я различил четыре ослепительно прекрасных женских лица.
А еще, прежде чем провалиться в блаженное небытие, я видел руки. Они ласково и осторожно стирали с лица неподвижно лежащего Фрэнка кровь. И вместе с кровью навсегда стирались с его щек вытатуированные алой краской мечи…
Герб. Воин
Я умирал и отчетливо понимал это. Всё-таки мудрые старики оказались правы – я слишком часто искушал Судьбу, слишком много говорил о своей удаче. И именно в тот день, когда она была мне необходима больше всего, она изменила мне. А впрочем… Впрочем, нет.
Не изменила.
Да, я умирал, но умирал победителем. Я сумел отомстить за своих отцов – и за родного, и за приемного. Я сумел отомстить за Этайн. Пусть ценой жизни, пусть руками врагов… да и были ли они мне врагами? Разве не имели они столько же причин желать моей смерти, сколько я – их? Разве не были они людьми Предела, такими же, как и я сам? И разве они одни? Чем отличались от нас чужаки – воины в алых доспехах и тот, другой, в черном? Алыми мечами, вытатуированными на щеках? Воинским искусством?
Трейноксис был не прав. Да, быть может, все мы – рабы страха. Быть может, именно он заставляет нас совершать главные поступки в нашей жизни. Но герой – это вовсе не лучший убийца. Герой – это человек, который в нужный момент способен трезво оценить положение вещей и, забыв о личном, сделать выбор, каким бы страшным он ни был. Да, если потребуется, он без колебаний прервет чужую жизнь, но так же без колебаний отдаст и свою собственную. И ему – герою – несказанно труднее, чем обычному человеку. Ибо к ответственности за себя и своему личному страху он добровольно прибавляет ответственность и страх за других.
Такими были магистр и воины Алого Ордена, которые ценой собственной жизни не допустили победы Трейноксиса и бессмысленного кровопролития. Таким был Трен Броэнах Мак-Нейл, сумевший преодолеть неприязнь и простивший смерть отца. Я знаю, сердце его рвалось на помощь другу, ведущему главный бой в своей жизни. Я знаю, что он не подозревал о том, что его меч бесполезен против защиты Трейноксиса. Но Трен понимал, что сейчас гораздо важнее остановить рати севера, и он сделал свой выбор. Таким был Фрэнк, которого на севере нарекли Алым Мечом.
Лежа на земле и глядя в небо, чувствуя, как жизнь вытекает из моего тела вместе с кровью, я исступленно взывал к Четырем. И в свой последний час я просил совсем не об исцелении.
«О Вы, Те, Кто всё видит и всё знает! Давно, очень давно отделили Вы от Великого Ничто бесконечно малую часть, чтобы создать Всё и, в бесконечной мудрости и благости Своей, заключить его в Пределы по числу Своему. Взгляните на нас ныне, Всеблагие! Мы глупы и невежественны, мы преступно растрачиваем великий дар, коим Вы наделили нас – жизнь. Быть может, мы не заслуживаем этого дара. Быть может, нам настал срок уйти, чтобы освободить место для кого-то более совершенного. Но молю Вас: дайте нам еще один шанс! Позвольте мне умереть сегодня за всех, кто живет на этой земле!»
