Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 131
5 мая. Свет в комнатах тусклый. И скука невероятная...»
Так он писал накануне своего пятидесятилетия.
КАРАУЛЫ
Внутри дома – на лестнице с револьверами и бомбами несут охрану «латыши» из ЧК и молодые рабочие, которых Авдеев отобрал на родном Злоказовском заводе. «Латышами» называют австро-венгерских пленных, примкнувших к русской революции, и латышских стрелков. «Латыши» молчаливы, да когда и говорят между собой, рабочие не понимают их речи.
Эта внутренняя охрана живет в доме в комнатах первого этажа. Рядом с той комнатой. Часть охраны живет напротив, в «доме Попова» (по имени прежнего владельца).
Внешнюю охрану – караулы вокруг дома – несут злоказовские рабочие.
При доме – автомобиль. Водителем Авдеев назначил мужа своей сестры – Сергея Люханова. Их старшего сына тоже взял в охрану. Завидная это должность – охранять царя, и деньги платят, и кормят, и сам живой: не то что умирать на гражданской войне...
Сам Авдеев в доме не живет, уходит по вечерам к себе на квартиру. И в доме остается его помощник – тоже злоказовский рабочий, Мошкин.
Мошкин – веселый пьяница. Как только комендант за порог, Мошкин начинает блаженствовать. Из караульной комнаты звучит перенесенный туда рояль, песни под гармошку. Веселье идет полночи, гуляют стрелки...
А утром вновь в 9 утра появляется Авдеев. Нравится Авдееву его должность. Ни на мгновение не забывает бывший слесарь, кем он теперь распоряжается. Это его звездный час... Когда ему передают просьбы Семьи, отвечает: «А ну их к черту!» – и победоносно смотрит, каково впечатление стрелков. Возвращаясь из комнат Семьи, обстоятельно перечисляет в комендантской, о чем его там просили и в чем он отказал.
Комендант Авдеев, охранник Украинцев, некий «лупоглазый» – вот новые имена в царском дневнике. Они сменили – графа Витте, Столыпина, европейских монархов...
«22 апреля. Вечером долго беседовал с Украинцевым и Боткиным». А прежде он беседовал... с кем он только ни беседовал!
«Вместо Украинцева сидел мой враг „лупоглазый“ (а прежде у него был враг – император Вильгельм).
И здесь остановимся.
Уже заканчивая читать его предпоследнюю, 50-ю тетрадь дневника, можем подвести итоги: все, что истинно трогало, подлинно волновало его, все его внутренние бури только проскальзывают в отдельных фразах... Нет-нет, он умел прекрасно писать. Достаточно вспомнить его письма к матери или «Манифест об отречении...»
Просто таков стиль его дневника. И нам нужно научиться ощущать нашего героя сквозь кратко-равнодушные дневниковые строки.
Он был скрытен и молчалив... Он записывает разговоры с Авдеевым и Украинцевым про замазанные окна и столь же кратко, мимоходом, упоминает:
«Утром и вечером, как все дни здесь, читал соответствующие (места) Святого Евангелия вслух».
А это и есть главное.
«И В ТУ ВЕСНУ ХРИСТОС НЕ ВОСКРЕСАЛ»
Их насильственный приезд в Екатеринбург совпал с днями Страстной Недели.
Приближалась Пасха 1918 года. Затопило кровью страну... «Россия, кровью умытая...»
В эти великие дни Страстей Господних, когда приближался час Его Распятия, вошли они в Ипатьевский дом. Для мистического героя нашего появление в Ипатьевском доме в такие дни полно смысла. Он должен был почувствовать трепет от грозного предзнаменования.
В это же время, на третий день Пасхи, из Москвы была выслана сестра царицы Элла. Вначале Эллу и ее Марфо-Мариинскую обитель новая власть не трогала. И она написала в одном из последних писем: «Очевидно мы еще не достойны мученического венца...» Ее любимая мысль: «Унижение и страдание приближают нас к Богу».
И вот начался ее крестный путь. На Пасху арестованную Эллу привезли в Екатеринбург. И она жила в том самом Новотихвинском монастыре, откуда вскоре будут носить еду Царской Семье. Но уже в конце мая Эллу сослали дальше – за 140 верст, в маленький городишко Алапаевск. Здесь собрали высланных из Петрограда Романовых: товарища детских игр Ники – Сергея Михайловича, трех сыновей великого князя Константина и к ним присоединили сына великого князя Павла – 17-летнего поэта князя Палей.
На Пасху они получили от Эллы подарки. И, конечно, письмо.
Тема мученического венца – главная тема Эллы. Она не могла в эти дни не написать им об этом. Почитаемый Николаем и его отцом Иоанн Кронштадтский говорил в своих проповедях: «Христианин, претерпевающий бедствия или страдания, не должен сомневаться в благости и мудрости Божьей, и должен угадать, сколь можно, волю Божию, явленную в них... Да принесет каждый человек своего Исаака в жертву Богу...»
«Угадать, сколь можно, волю Божию, явленную в страданиях» – вот о чем он должен был размышлять в эти дни.
И с мыслями этими сомкнулось знаменательное событие, случившееся тогда же.
Из дневника: «б мая... Дожил до пятидесяти, даже самому странно...»
Не так часто доживали Романовы до 50 лет. Мало жили цари из этой династии. И вот Господь даровал ему этот возраст... Зачем он дарует ему, отвергнутому собственной страной? И в эти же дни – видение только что отошедшей Пасхи, Страстной Недели...
Мученический венец?
Горит земля, пылают города, и брат идет на брата. И творит зло вверенный ему Богом народ. И он сам был при начале зла. Он помог его рождению?
Искупление?.. Может быть, вся жизнь для этого? «Угадать, сколь можно, волю Божию»!!!
Медленно, одинаково тянутся дни, и медленное, упорное размышление «тельца»... Или агнца?
А что же Аликс?
Она проводит дни в палевой спальне среди замазанных известью четырех окон – в этом белом тумане – на кресле-каталке, с перевязанной головой (мигрень). Гулять царица выходит очень редко. Она грезит, читает святые книги, вышивает или рисует. И ее маленькие акварели разбросаны по дому.
Как презирает она этих людишек, которые смеют сторожить Помазанников Божьих! Но охранники ее уважают и даже боятся. «Царь – он был простой... И на царя-то он не очень был похож. А Александра Федоровна – строгая дама и как есть чистая царица!» (Так будут рассказывать потом их охранники.)
Она по-прежнему ждет освобождения. «Старец» защитит их, недаром возникло на их пути его село.
И действительно, легионы избавителей уже приближаются. Она знает, что вся Россия в огне. На севере, на юге, на востоке и на западе – гражданская война.
И в своей переписке с девочками, в полушифрованных письмах в тобольский дом она пишет о «лекарствах, которые крайне необходимо им взять с собой в Екатеринбург». И хотя тобольские друзья умоляют оставить драгоценности в Тобольске в надежных руках и не возить в страшную столицу Красного Урала – она неумолима. Ибо верит – освобождение грядет. И потому драгоценности должны быть с ними.
И вот в Тобольске под руководством Татьяны (вечный «гувернер»!) нянечка Саша Теглева и ее помощница Лиза Эрсберг начинают подготавливать драгоценности к переезду: маскируют их. Драгоценности зашиваются в лифы: два лифа накладываются друг на друга и между ними вшиваются камни.
Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 131
