— Принц Карим будет мертв для всего мира. Пусть его считают утопленным вместе с матерью в Босфоре. И всем говори, что все было именно так.
Главный евнух склонился в низком поклоне.
— Слушаюсь и повинуюсь, мой принц. Мурад улыбнулся и добавил:
— Запри всех женщин в гареме в их комнатах. Никто не должен пронюхать, что мой сводный брат остался в живых.
Ага-кизлар удалился. Спустя некоторое время в дверь постучали. Это был Абдулла. Халид впустил его.
— У нас для тебя важное задание, — начал было Халид, но тут вошел евнух, прижимая к груди спящего младенца.
— Это мой сын, Абдулла. Береги и охраняй его, хоть ценой своей жизни, — сказал Халид.
— Клянусь!
Никакое распоряжение господина не могло нарушить невозмутимость верного слуги. Ага-кизлар вручил Халиду документ о рождении Карима, а затем отпер потайную дверь и нырнул в темную дыру вместе с гигантом, бережно несущим младенца на руках.
— Если я умру без наследника мужского пола, — сказал Мурад, — используй этот документ, чтобы посадить Карима на трон.
— Ты не пожалеешь о своем милосердном поступке, — заверил его Халид.
Мурад неопределенно пожал плечами. Он все еще был в смятении.
— Твой Дикий Цветок не пожелает посмотреть, как на рассвете обезглавят Джамала? — спросил Мурад.
— Она слишком впечатлительна, чтобы присутствовать при казни. Ты сам видел, каково ей было, когда она рассказывала о своем отце. Воспоминания о его гибели не дают ей спать по ночам до сих пор.
— Ее свидетельство обрекло Линдар и Джамала на такой жестокий и бесславный конец, — возразил Му-рад. — Ее присутствие на казни необходимо. Она может, однако, держать глаза закрытыми.
— Что поделаешь, быть по-твоему, — неохотно согласился Халид. От него уже мало что зависело. Он мог лишь стоять рядом с ней на кровавой церемонии и согревать ее своим душевным теплом.
Как только светлая полоска проглянула на востоке, Халид и ага-кизлар направились по коридору к апартаментам бас-кадин. Халид постучался. Нур-Бану вышла к нему за порог, прикрыв за собой дверь.
— Она отказывается идти.
— Я поговорю с ней сам. Впусти меня. Закутанная в черный покров, Эстер сидела на подушке и отсутствующим взглядом смотрела куда-то в пространство. Ее лицо было мертвенно-бледным, даже веснушки на носу на фоне этой бледности выглядели темнее, чем обычно.
Михрима сердито выговаривала ей:
— По приказанию султана ты должна присутствовать на казни.
Халид жестом отогнал назойливую мать и уселся возле жены. Он взял ее холодные руки в свои. Эстер взглянула на него, и в глазах ее не отразилось никаких чувств, кроме страха — жуткого, леденящего.
Халид постарался придать своему голосу как можно больше нежности.
— Когда ты родилась, мой Дикий Цветок, твоя судьба уже была начертана у тебя на лбу. Это то, что мы мусульмане называем — кисмет.
Эстер решительно вздернула подбородок и строптиво возразила:
— Я сама хозяйка своей судьбы.
— Ты давала показания против изменников и должна видеть, как свершается возмездие.
— Что за чудовища могут спокойно наблюдать, как казнят невинное дитя? — вскричала Эстер, и слезы заструились по ее щекам.
Ах, вот оно что! Его Дикий Цветок жалеет ребенка. Следует ли ему поведать ей, что мальчик в безопасности? Нет. В своем возбужденном состоянии она способна выдать их секрет, и тогда ни Мураду, ни Халиду не сносить головы за нарушение приказа султана.
— Султан Селим повелел усыпить Линдар с сыном и утопить их. Никто из них не испытает ни боли, ни страха.
— Бедный малыш. — Эстер всхлипнула. Крупные слезы катились по ее щекам, скапливались на подбородке. Халид вытер соленую влагу губами.
— Как только все будет кончено, мы вернемся в Девичью Башню. Уже сейчас фелука Мурада ждет нас.
— Ты позволил им убить младенца?
— Я выступал в его защиту. Но уши их были словно запечатаны воском.
Халид встал и подал ей руку. Нур-Бану, Михрима и ага-кизлар уже ждали их в коридоре.
— В последний момент не смотри, закрой глаза, — шепнул жене Халид.
Достигнув Башни Правосудия, они заняли место на балконе, с которого обозревалась просторная, мощенная плитами площадь. Полчища воинов выстроились шеренгами по ее периметру. Посреди площади возвышалась плоская каменная глыба.
На ней и должен был сложить голову невезучий Джамал. На камне были заметны побуревшие пятна. Сколько же голов было отсечено здесь, сколько обрублено нитей жизни!
Джамала уже подвели к каменной плахе, оголили его шею. Рядом стоял палач с обнаженным ятаганом в руке.
Султан Селим, сопровождаемый Мурадом, вышел на балкон и уселся на троне. Он вяло махнул сыну, а тот, в свою очередь, поднял вверх руку, приказывая начинать. Палач толчком заставил узника упасть на колени, мощной дланью подтянул его голову к плахе, прижал, словно припечатал ладонью его лицо к холодному камню, посмотрел на балкон, ожидая рокового жеста султана.
Эстер, расширив глаза, наблюдала за этим мрачным ритуалом. Она вцепилась в руку мужа ледяными пальчиками.
Султан чуть приподнял вялую кисть.
— Закрой глаза, — отчаянно нашептывал Халид. Эстер, чей взгляд был словно загипнотизирован видом остро отточенного ятагана, никак не отреагировала.
— Дьявол тебя возьми! Закрой глаза! — повторил Халид уже гораздо громче.
Султанская рука упала вниз. Ятаган, будто повторяя это движение, тоже опустился и оборвал жизнь Джамала.
Глаза Эстер затуманились. Невыносимая боль пронзила мозг.
— Кровь… нет… папа…
Халид подхватил жену, стал укачивать ее на руках, словно ребенка. Она продолжала вздрагивать, что-то тихо вскрикивая.
— Отнеси ее ко мне, — предложила Нур-Бану.
— Нет, фелука Мурада отвезет нас в Девичью Башню.
— А как же Форжер? Ты забыл о мести? — взвизгнула Михрима.
— К дьяволу Форжера, я забираю жену домой.
— Она напустила на тебя порчу, и ты свернул с истинного, уготованного тебе пути, — с горечью произнесла Михрима.
Халид не стал пререкаться с матерью. Никто на свете не был для него сейчас дороже, чем Эстер.
— Твои брат и сестра взывают об отмщении! — крикнула Михрима. — Ты должен заставить Форжера уплатить кровавый долг…
— Кровь… кровь… — по-прежнему бормотала Эстер у него на руках.
С долей презрения и с печалью Халид обратился к матери:
