Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 130
«Разумеется, вы правы», – звучит неизбежный единогласный ответ его подчиненных.
Если министр находится в хорошем настроении, совещание проходит весьма оживленно, иногда даже раздается смех, переходящий в хохот, когда Геббельс вспоминает о европейских монархах. «Пока не забыл, – говорит он, – вот вам свежий анекдот про короля X. Можете его напечатать и снабдить обидными комментариями. Всем известно, что король X незаконнорожденный ублюдок». Геббельс выдерживает паузу, чтобы присутствующие посмеялись. «Все короли ублюдки. По-видимому, это профессиональная болезнь». Снова долгий дружный хохот, в то время как Геббельс, в восторге от собственного остроумия, задыхается от смеха и вытирает слезы.
Его гнев так же шумен, как и смех. Когда он впадает в ярость, гром слышен даже за плотно закрытой дверью. Странно и забавно то, что он, низкорослый и хилый человек, в приступе бешенства обзывал всех других пигмеями, даже если они отличались могучим телосложением.
«Ничтожный пигмей! Я брошу вас на съедение народу!» – кричал он. Кстати, никто не мог сказать, что крылось за его витиеватой угрозой.
Наконец дело доходит до обсуждения еженедельного выпуска кинохроники. Чем дольше длится война, тем труднее становится сделать добротный кинорепортаж о боевых действиях. «Нельзя вечно показывать, как солдаты то наступают, то отступают, – замечал Геббельс. – Шагают они вперед или пятятся назад, на экране это выглядит совершенно одинаково».
«У кого есть возражения или замечания?» – задает он в конце ставший ритуальным вопрос. Однако возражений не бывает, замечания случаются крайне редко. Министр встает. Уже полдень. Он принимает нескольких посетителей – генерала, кинорежиссера, делегацию с фронта, летчика, получившего высокую награду.
Затем следует завтрак. Его подают у него дома. Чести присутствовать на нем удостаиваются личный помощник Геббельса, адъютант и некоторые случайные гости. За столом долго не засиживаются. Во время завтрака Геббельс без умолку говорит о войне, о политике, иногда о кино и литературе. Остальные ограничиваются односложными «да» или «нет». Обычно Геббельс ест очень мало. После завтрака он удаляется на двухчасовой отдых. Его адъютант и другие помощники также стараются воспользоваться перерывом и отдохнуть, так как остаток дня обещает быть очень напряженным, поскольку Геббельс взял себе за обыкновение работать до поздней ночи.
Днем приходят новые посетители: ораторы, руководители НСДАП из округов, пропагандисты из различных отделений его ведомства, разбросанных по всему рейху. Геббельс беседует с ними, импровизирует, стараясь воодушевить их. «Вы достаточно знаете меня, господа, чтобы убедиться, что я никогда не питаю ложных иллюзий и предпочитаю оценивать наше положение объективно. Здесь, в нашем тесном кругу, мне незачем что-либо приукрашивать, поэтому я хочу дать вам представление о том, как в действительности обстоят дела». Затем он начинает подробное описание, в котором розовых тонов оказывается намного больше, чем было обещано в предисловии, намекает, что производство вооружения растет, что подходит к концу разработка новых планов и так далее, и тому подобное, а в итоге посетители оказываются под гипнозом его болтовни. Они благодарны ему за доверительный тон и легко успокаиваются.
4
А в том, что их надо было успокаивать, нет никаких сомнений. Число недовольных среди немцев постоянно росло. Не так уж сложно сказать мирным жителям, что фронт находится очень далеко от их домов, но как объяснить им воздушные налеты союзников и падающие сверху бомбы, от которых гибли тысячи людей и рушились целые города? Такая практически неразрешимая задача встала перед Геббельсом. Она была вдвойне трудной, если учесть клятвенные заверения Геринга, сделанные еще в начале войны, что ни один самолет союзников не сбросит бомбы на Германию.
Первые британские бомбардировщики, появившиеся над городами Германии, нанесли незначительный ущерб. Люди сбегались поглазеть на дом, в который угодила бомба, как на невиданное зрелище. Никто не воспринимал угрозу всерьез. Геббельс тоже, со своей стороны, старался приуменьшить опасность бомбардировок противника и сокращал сообщения о них до нескольких строчек. Он придерживался своей тактики даже тогда, когда налеты авиации союзников стали более жестокими, разрушения в городах – более тяжелыми, а люди, наконец, испугались.
«Наутро после жестокой ночной бомбардировки крупных городов признается тот факт, что было разрушено несколько зданий и погиб десяток человек. Неделей позже вам говорят, как бы между прочим, что погибших не десяток человек, а десяток тысяч». Это писал сам Геббельс, но речь в его статье шла о стремительном авианалете люфтваффе на Британию. Тогда он издевался над сводками англичан. Теперь ему пришлось пользоваться теми же приемами. «Любой иностранец, попавший в Берлин, удивляется, что город цел и невредим». 14 июля 1942 года он писал: «Измышления англичан о том, что своими бомбардировками они якобы вывели нашу военную промышленность из строя и уничтожили наши склады, – сплошная бессмыслица. Во время воздушного рейда англичан на Кельн мы потеряли всего 305 человек убитыми, но американские и английские газеты твердят в своих репортажах о двадцати тысячах…»
Но затем, совершенно неожиданно, Геббельс меняет линию поведения. Он не просто снимает запрет с репортажей о бомбежках, он вменяет газетам в обязанность сообщать о них. Причина была проста: стало невозможным скрывать от людей то, что и без газет было известно всем и каждому. Геббельсу грозила опасность потерять свой престиж в глазах немцев и доверие всей нации, не перейди он вовремя к другой тактике.
Геббельс изобрел термин «воздушный терроризм». Обывателю внушали, что командование союзнических армий решило, хотя им не давали для этого ни малейшего повода, прибегнуть к безжалостным бомбардировкам с воздуха и уничтожить всех немецких женщин и детей, чтобы таким образом повергнуть всю Германию в ужас. Делая упор на беспричинную жестокость противника, он рассчитывал на короткую память людей и надеялся, что они уже забыли, как еще совсем недавно немецкие самолеты бомбили Польшу, Голландию и Англию, что никого не интересовало, куда падают бомбы: на военные объекты или на мирные города и деревни, что на улицах распевали ставшую модной песню «Мы летим на Англию» и что известия о «полыхающем Лондоне» приветствовались шумным восторгом.
Затеянная им игра принесла свои плоды. Люди были слишком встревожены обстановкой в тылу и слишком боялись со дня на день потерять крышу над головой и все нажитое имущество, чтобы вспомнить, что Германия первой прибегла к тактике «воздушного терроризма». Авиарейды союзников производили опустошающие разрушения, но Геббельс с удовлетворением замечал: «Британское верховное командование совершает роковую ошибку, если надеется своими воздушными налетами сокрушить боевой дух германского народа. В действительности происходит обратное».
Геббельс твердо придерживался новой линии своей пропаганды. Во время пресс-конференции для виднейших немецких газетчиков в сентябре 1942 года он заявил: «Нельзя всего лишь одной строчкой сообщить населению, что такой крупный город, как Дюссельдорф, лежит в руинах после бомбардировки союзников. Следует создать в редакциях специальные отделы, которые сделают описание ночного авианалета в стиле донесений с поля боя и представят его результаты в затуманенном свете…»[93]
Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 130
