— Поймали, — сказала Клава, опустив голову. — Через полчаса сюда привезут. Допрашивать буду.
— Допроси его, Клавдия, ух, допроси. Вышиби из него все, что он знает и чего не знает. — Чепко медленно снял телефонную трубку. — Ладно, свободна. Нечего глазеть, как меня Малютов будет в задницу трахать…
Эльдар уже сидел в ее кабинете. Два конвоира сидели снаружи.
— Здравствуйте, — заискивающе заулыбался он Клавдии. — Может, вы тут во всем разберетесь? Я совсем ни при чем. Шел себе по переулку…
— Замолчи, — перебила его Клава и села за стол. — Фамилия, имя, отчество.
— Ах да-а, — парень хлопнул себя по лбу. — Эльдар Рудольфович Стаценко. Только не Стеценко, а Стаценко. Пишется через «а».
— Значит, так, «череза». — Клавдия посмотрела на него с апатией. — Давай рассказывай.
— Товарищ… Гражданин… — Эльдар побледнел. — Гражданка…
— Госпожа. Госпожа следователь. — Дежкина раскрыла папку и стала читать документы.
— Госпожа следователь, я же всего лишь воришка. Никакой я не маньяк, я просто шубу с нее стянуть хотел. Чистая правда.
— Конечно-конечно. — Дежкина продолжала читать, — Домашний адрес, телефон, место работы.
— Что? — Стаценко был так напуган, что даже плохо понимал, о чем его спрашивают. — Ах да-а. Вторая Останкинская, двадцать, квартира сто семь. Телефон отключили неделю назад за неуплату. Ну не собирался я ее резать, только шубу хотел снять, госпожа следователь! Правда, только шубу! — Эльдар вдруг разревелся, как малолетний ребенок. — Я просто раздеть… И все.
— Место работы?
Клавдия его совсем не слушала. Мысли ее крутились вокруг Карева. Зачем он бежал? Сначала сам пришел сдаваться, а теперь вдруг сбежал. Какой-то абсурд.
— Да какая теперь работа? Безработица. Вот при коммунистах я работал. А при демократах пришлось на улицу идти воровать. Звериный оскал капитализма…
— Клавдия Васильевна. — В кабинет заглянул Порогин.
— Ну что еще? — устало спросила Дежкина. Но, обернувшись на Игоря, невольно поднялась с места. — Не-ет…
Игорь опустил голову и сказал тихо:
— Да…
Понедельник. 17.20 — 18.38
С самого утра муторно на душе. Так муторно, хоть вой.
И все началось с того, что еле удалось вырваться. Пришлось даже пойти на хитрость, притвориться, что вроде температура у меня, а потом сбежать…
А дальше начались всякие глупости: пришлось впустую пройти с полкилометра.
Мне показалось, что это, наконец, она. (Я ведь теперь не наугад пойду, у меня теперь есть фотография. Правда, очень нечеткая фотография. Но угадать можно.) А когда она обернулась — оказалось, старуха лет шестидесяти. Как говорится — сзади пионерка, спереди пенсионерка.
У меня еще таких глупых ошибок не было. Неужели я этот день потеряю? Мне нельзя терять этот день! Я не могу терять этот день…
И тут появилась женщина. Вышла из какой-то машины и двинулась впереди меня. И она сразу бросилась мне в глаза. Потому что уже никто не ходит в шубах, а она почему-то надела… И мне показалось, что она ждала именно меня.
Хотелось побыстрее догнать ее, посмотреть в глаза.
Но, во-первых, на улице еще светло, неделю назад была темень, а теперь день. Во-вторых, она шла в наушниках, такая дурацкая молодежная игрушка — плейер. Как с ней заговорить?
Но самое главное — она как-то слишком медленно шла… Нет, не это… Не знаю что… Мне опять стало не по себе…
В общем, как-то страшно… А это неправильно, мне нечего бояться, это меня должны бояться.
Да-да, сначала было страшно, а потом вся улица, со всеми прохожими, со всеми машинами и даже рабочими, которые делают вид, что ремонтируют троллейбусные провода, все вокруг мне вдруг сказало: ловушка!
И тогда у меня задрожали руки и ноги, но теперь уже не от страха, а от азарта. И все снова стало на свои места. Нет, они мне не помешают. Я накажу ее!
Не важно, она это или нет. Это мой день.
Только не терять голову. Что-то должно случиться, и она будет одна, никто не сможет ее защитить. И тогда приду я.
Она все так же шла медленно, несколько раз оглянулась на меня, стала переходить улицу, стала петлять, чтобы охотникам на меня было легче меня разглядеть.
Но это не они охотятся, а я! Они даже представить себе не могут, что будет дальше. Они даже не догадываются, какое наслаждение они мне подарили — наказать ее прямо у них под носом.
Мы шли уже очень долго. Быстро стало темнеть. Это мне на руку. Вот сейчас она дойдет до этого длинного забора, а меня уже не будет сзади. И когда она дойдет до конца, я буду уже прямо перед ней. Они и не заметят, как я поманю ее из-за угла. Там, где кончается забор, — темный скверик.
Она на минуточку растеряется — ведь я не стану скалиться, как зверь, я буду стонать, словно мне очень плохо. Она захочет мне помочь, она приблизится…
Она дошла до забора, я уже готовлюсь свернуть в подворотню, чтобы задворками опередить ее, но в этот момент — именно в этот момент, когда она уже была в моих руках! — вдруг подкатывает машина, она быстро садится в нее и уезжает…
И опять хоть вой! Чего же они испугались?! Зачем они увезли ее от меня?! Это нельзя, это невозможно!!
Этот день не должен пропасть!
А у меня уже почти не остается времени. У меня всего минут двадцать. Ну разве можно успеть?!
— Вы заблудились? — опрашивает меня кто-то.
Наверное вид у меня действительно растерянный. Я оглядываюсь — она!
— Вы не видели мальчика? — спрашиваю я. — Сын куда-то убежал. Уже час его ищем. Мы тут в магазин зашли, а он куда-то пропал.
— Нет, не видела. Может, он на площадке? У нас там есть такая площадка — раньше военные тренировались, а теперь мальчишки любят играть.
— Где? Вы не покажете?
— Вообще-то я тороплюсь. Я вам могу объяснить…
Нет! Нет! Нет!!!
— Впрочем, мне по дороге. Пойдемте…
…Она упала сразу, лицо соскользнуло с лезвия, и в нем не было даже удивления, только торопливость. Она ничего не поняла. При этой жизни ничего ей не открылось.
Ничего, вот съешь это, чтобы было понятнее.
Гадина, гадина паршивая! Сама виновата!
Вы все виноваты, сволочи! Вы хотите меня изловить, да? Вы уже на меня охотитесь?!
Мне опять стало страшно. Пройти по самому краю! Бес попутал! Еще чуть-чуть — и все, поймали бы! Да, они бы все равно меня поймали!
Нет, я так больше рисковать не буду. Я подожду, пока все успокоится. У меня впереди вся жизнь…
Понедельник. 23.14 — 0.01
