— Дети. Я не могу уехать, я нужна им. Я не больна, Артур. Признаю, что поступала несвойственным мне образом, и мне очень жаль, что я поставила тебя в затруднительное положение, и…
— Луиза, речь не о том, что ты сожалеешь. Ты нездорова, вот почему тебя никто и ни в чем не обвиняет. Но тебе нужен уход, которого здесь мы обеспечить не можем, кроме того, говоря откровенно, я не думаю, что в твоем нынешнем состоянии ты сможешь присматривать за нашими детьми.
— Артур, не говори так. Я — их мать, я люблю их.
— Ты сама призналась, что за прошедшие месяцы неоднократно задавала себе вопрос: не лучше ли им будет без тебя? Сэр Чарльз сообщил мне, что ты сама выразила сомнение в своей способности нести ответственность за их юные умы.
— Я не это имела в виду, совсем не это. Пожалуйста, Артур, ты не должен использовать против меня мои же признания. Я испытываю сомнения, но ведь они есть у всех, разве не так?
Артур печально качает головой, как актер в древнегреческой трагедии.
— Умоляю тебя, Луиза, не усложняй ситуацию еще больше. Это не наказание. Ты будешь находиться под присмотром людей, которые понимают твои проблемы, и, как только тебе станет лучше, ты сразу же вернешься домой. Вот тогда ты сможешь проводить с нашими детьми столько времени, сколько захочешь, — как только ты станешь такой, какой была раньше.
— Я не хочу вновь становиться такой, как раньше, Артур. Я умру, если это случится.
— Луиза, только послушай себя. У тебя истерика, ты говоришь и ведешь себя нелогично и неразумно. Нет, в самом деле, я больше не могу этого выносить. — Он поднимается со стула. У дверей он останавливается, бросает на меня полный упрека взгляд и выходит из комнаты.
— Твоей мамочке нужен отдых, — говорит Джейн моему сыну, который плачет у нее на руках. Голос ее звучит звонко и радостно. — Она очень устала от непослушных маленьких мальчиков и девочек, и ей нужно немножко побыть одной. А ты, молодой человек, не должен быть эгоистом и заставлять ее оставаться здесь.
Я сижу в машине. Мне хочется крикнуть ей, чтобы она не смела говорить подобные вещи моему мальчику, но я молча сижу, не говоря ни слова, и не шевелюсь, когда автомобиль отъезжает. Я вижу, как мой маленький сын машет мне рукой, и слезы текут по его щекам. Лиллиан вполне счастлива со своей новой куклой, и ей не нужны утешения или объяснения. Почему именно сейчас? Я уверена, что она задает себе этот вопрос. Почему это я должна понимать их именно сейчас?
Запах камфары предупреждает меня о том, что подошло время очередного сеанса, и я стискиваю зубы, готовясь к тому, что сейчас произойдет. Нет никакого смысла умолять их остановиться и оставить меня в покое. Они утверждают, что лечение идет мне на пользу. А место здесь совсем неплохое. Замки есть, но ими почти не пользуются. Разрешается даже свободно гулять по территории, хотя если нас застанут за пределами клиники, то запрут в палате.
Чувство паники и ужаса, которое вызывает камфара, перед тем как на меня снисходит благословенное спокойствие, вынести очень трудно, особенно когда знаешь, что за этим последует. А я знаю. Я здесь уже три месяца. И за все это время мне ни разу не позволили увидеться с детьми. Я говорю Артуру и сэру Чарльзу — я говорю всем, врачам и сестрам, — что если только мне позволят повидаться с детьми, возможно, мне и не понадобится дальнейшее лечение, но, разумеется, меня никто не слушает. Когда ты здорова, тебя никто не замечает, а когда ты больна, тебя никто не слушает.
Дверь в мою комнату открывается, и входит сэр Чарльз в сопровождении двух сиделок.
— Полно, полно, миссис Блэкстафф, отпустите кровать и позвольте нам начать. Вы знаете, что мы делаем свое дело.
— Это для вашего же блага, — уверяет меня молодая медсестра, но выглядит она несчастной. В большинстве своем персонал хорошо относится к пациентам.
Я погружаюсь в полудрему, и в этом полусонном состоянии думаю о них, о Джорджи и Лиллиан, о том, что они выглядят как на картинке, удобно расположившись с чашкой чая в обществе Джейн Дейл у камина. Занавески еще не задернуты, всего только четыре часа пополудни, но уже темнеет. Раньше я боялась темных вечеров, но в последнее время они стали моими друзьями. Врачи удивляются моей силе и выносливости. Но как же иначе, когда за одну ночь нужно пройти двадцать миль.
Я еду домой. А вот и они — ждут меня у дверей, — мой муж и мои дети: моя семья. Я плачу, выходя из машины, мне помогает шофер. На ступеньках позади них появляется Джейн Дейл. Она выглядит очень молодо, хотя мы с ней почти ровесники. Зеленое платье облегает ее маленькую фигурку. Среди встречающих нет Лидии, как нет и нянюшки. Моя теща покинула этот мир, пока меня не было. Артур приехал навестить меня в клинике, чтобы лично сообщить эту новость. Он не часто приезжал ко мне; это не пошло бы мне на пользу, заявил он. Но он все-таки приехал, чтобы рассказать о том, что Лидия умерла, а нянюшка ушла от нас. Когда я заплакала, он решил, что скорблю о его матери, и мягким голосом, которого я очень давно от него не слышала, заявил, что мне не следует так расстраиваться, Лидия «прожила счастливую жизнь». Но на самом деле я плачу о нянюшке. Она была моей союзницей.
Мой муж целует меня в щеку, осторожно, словно боясь обжечься.
— Добро пожаловать домой, дорогая.
Лиллиан позволяет обнять себя, прежде чем побежать играть со своим новым щенком. Джорджи отказывается подойти ко мне, цепляясь за руку Джейн Дейл. Она улыбается, но не ему, не мне, а себе. Я опускаюсь перед сыном на колени и протягиваю к нему руки, но он лишь устремляет на меня взгляд своих глаз, которые я так люблю, и отказывается отойти от Джейн. Я поднимаю голову, встречаюсь с ней взглядом и успеваю заметить выражение торжества в ее глазах, прежде чем она отворачивается, чтобы придать лицу более приличествующее выражение.
— Поцелуй свою мамочку, Джорджи, и скажи ей: «Добро пожаловать», — говорит она ему, но при этом не убирает руки с плеча мальчика.
Я поднимаюсь на ноги.
— Все в порядке, Джорджи, ты можешь поцеловать меня позже.
— Он думает, что я нарочно бросила его, — говорю я Артуру, как только мы остаемся с ним одни.
— Разумеется, он так не думает.
— Но ведь я не бросала его, я всегда наблюдала за ними.
Артур бросает на меня странный взгляд. Он и в самом деле считает меня сумасшедшей, но я не могу рассказать ни ему, ни своим детям о том, что приходила сюда, в сад, когда темнело. Я смотрела на их окна, видела промелькнувшую светловолосую или темную головку, видела маленькую ручку, отодвигающую занавеску, чтобы кто-нибудь из них выглянул в темноту много позже, после того как в доме погасят свет. Не могу рассказать я и о том, что эти ночные странствия и дежурства у окон, а также то, что я видела постоянное присутствие Джейн Дейл, настолько сводили меня с ума, что даже сэр Чарльз мог бы чувствовать себя удовлетворенным. Но я не хочу возвращаться в клинику. Я хочу быть рядом со своими детьми, а для этого мне нужны мой муж и мое здравомыслие.
