Кристина не прекратила организовывать концерты и музыкальные вечера, на которых давали оперу. И в этой области она тоже заняла ведущие позиции, поддерживая многочисленные контакты с композиторами, дирижёрами и певцами. К тому же у неё появился собственный большой оркестр. Однажды ей удалось устроить концерт, в котором выступил оркестр из 150 музыкантов, сотни певцов и шести солистов. Меломаны съезжались в Рим со всей Европы, чтобы поприсутствовать на грандиозных представлениях во дворце и парке Риарио. Самой большой величиной среди друзей-композиторов был, вероятно, Алессандро Скарлатти. В сотрудничестве с ним Кристине удалось поставить несколько красивых опер, имевших грандиозный успех у публики. Ведущие партии пел знаменитый в то время и состоявший на службе у Кристины Джованни Франческо Гросси. В качестве дирижёра выступали Бернарди Пасквини, тоже выдающийся композитор, или Арканджело Корелли.
Но истинной звездой её театра был оперный певец Антонио Ривани, известный также по кличке Чикколино. Он без сомнения тогда являлся лучшим оперным певцом Европы и при существовавшем среди итальянских князей соперничестве в театральной области был очень востребован. Кристина ревниво следила за тем, чтобы никто не посягал на её монопольное право пользоваться услугами певца, и когда герцог Савойи попытался переманить Чикколино в свой театр, Кристина приказала д’Алиберу всеми силами помешать этому: «Я хочу, чтобы все знали, что он в этом мире существует только для меня, и если он не поёт для меня, то, значит, он не будет петь ни для кого, кем бы эти другие ни были. Хоть он и покинул мою службу, я хочу вернуть его обратно, сделайте это любой ценой. Говорят, он потерял голос, но это не важно: каким бы он ни был, он будет жить и умрёт на моей службе, иначе ему не поздоровится!» Вот таким «яростным» меценатом была Кристина. Ну чем не пушкинский барин Троекуров? Антонио Ривани действительно вернулся к Кристине и в 1686 году умер, находясь на её службе.
Устроив свои финансовые дела, королева щедрой рукой теперь раздавала деньги на поддержание искусства и науки. Палаццо Риарио оказал гостеприимство так называемой Экспериментальной академии, основанной в 1677 году известным астрономом Джованни Доменико Кассини. Кристина отдала дань своему веку и в конце жизни увлекалась алхимией и астрологией, поддерживала связь и с серьёзными учёными, и с шарлатанами, спонсируя их занятия. У её двора, к примеру, кроме Ф. Борриса, обретался известный датский алхимик Оле Борк, взявшийся извлечь из своих колб для королевы золото. С самого начала жизни в Риарио Кристина по инструкции астронома Кассини устроила для себя обсерваторию и алхимическую лабораторию, в которой рядом с хозяйкой и «интендантом» дворца Аззолино «философский камень» упорно искали Пьетро Антонио Бандьера и маркиз Паломбара. На жалованье у королевы состоял также известный физик Борелли, непременный участник всех дискуссий в академиях. Естественно, она поддерживала также гуманистов, историков, археологов, чем и заслужила от них многочисленные посвящения к своим изобретениям и открытиям. Не нужно также забывать, что она до конца своих дней живо интересовалась религией, общалась с философами, теологами и церковными политиками и в этой области тоже оставила свой след.
С 1674 года в стенах дворца начала действовать собственная академия королевы — Accademia Reale. Многие академии пригласили Кристину в ряды своих членов, например, приглашение от Accademia dei Misti было направлено ей в 1680 году графом Паоло Мональдески, родственником казнённого ею в Фонтенбло придворного.
Таким образом, Кристину с полным правом можно было назвать крупным культурным деятелем Италии да и Европы середины и конца XVII века.
Известный немецкий правовед, историк и философ Самуэль Пуфендорф предложил свои услуги для написания истории Швеции с посвящением благословенному Густаву II Адольфу. Посвящение обязывало королеву к выдаче материального пособия автору, и она выдала ему… 200 риксдалеров. Деньги лютеранину Пуфендорфу показались смешными, но, слегка поиронизировав над Кристиной, он всё-таки приступил к работе. Первая же глава его книги, посвящённая положению дел в Церкви во время Реформации, вызвала недовольство Святого престола, и Кристина была вынуждена прервать с ним контакт. Она всё чаще позволяла Ватикану «поправлять» себя и всё дальше скользила по наклонной плоскости его пропаганды. Пенсию приходилось отрабатывать.
В 1672 году Карл XI был объявлен совершеннолетним королём Швеции, и Кристина поспешила отправить в Стокгольм своего камергера маркиза дель Монте для урегулирования своих финансовых дел. Карл XI обнаружил, как несправедливо обошлись с его тёткой опекуны, и написал Кристине несколько любезных писем, в которых высоко оценил её политическую мудрость и пообещал раз и навсегда решить вопрос с апанажем в соответствии с Актом об отречении. Дель Монте вернулся в Рим и мог сообщить своей госпоже и другие приятные новости: риксдаг отменил дискриминационные постановления бывшего опекунского совета, восстановил королеву во всех её правах, а её врагов отдали под суд. Но только в 1681 году её управляющему Ю. П. Оливекранцу, наконец, удалось отрегулировать финансовый вопрос так, чтобы материальное положение королевы оставалось стабильным до конца её дней.
В 1674 году во Франции были опубликованы мемуары П. Шану. Сам бывший друг и наставник Кристины умер, а его воспоминания попали в руки недобросовестных дельцов, которые постарались представить в них Кристину в самом неприглядном свете. Королева правильно угадала, что за всем этим стоял французский королевский двор, который был зол на неё за критику и хотел её дискредитировать.
Ровное течение жизни в палаццо Риарио снова было нарушено летом 1676 года, когда Климент X отдал Богу душу и 21 сентября на его место был избран Иннокентий XI (1676–1689), кардинал из дома Одескальки да Комо[140]. При Иннокентии XI сразу изменились и «физиономия» Вечного города, и его жизнь. «Папа Минга», что в переводе с миланского диалекта означало «папа Нет», прослыл борцом за чистоту нравов. С первых же дней своего правления он принялся чистить авгиевы конюшни, то есть Церковь, и немедленно вошёл в конфликт с королевой Кристиной. Основной свой удар он нанёс против распущенности римлян и «безбожных» развлечений и представлений. Палаццо Риарио остался единственным местом, где музы ещё правили бал, но и сюда скоро проникли запреты: не разрешили представления во время поста, а женщинам запретили носить декольте и выходить на сцену. Кристина, естественно, не пожелала подчиняться запретам и в насмешку над ними явилась перед папой, высоко замотав шею мужским шарфом. Впрочем, когда у Иннокентия XI возник конфликт с Людовиком XIV, Кристина держала сторону папы. Выступали они единым фронтом и по вопросу борьбы с турецкой опасностью.
Конфликт «профранцузского» понтифика с французским королём возник из-за преследования во Франции гугенотов, то есть протестантов. Приведение их в католическую веру с помощью оружия и насилия[141] не понравилось даже папе, не говоря уже о Кристине. Королева писала Людовику XIV, что жестокое отношение к гугенотам было большой ошибкой и что Франция, преследуя их, уподоблялась больному, отрубавшему от своего тела собственные руки и ноги. «Солдаты — странные апостолы, — писала она французскому послу в Швеции шевалье Терлону, — и я лично полагаю, что они больше годны на то, чтобы убивать, уничтожать и грабить, нежели обращать кого-либо в веру». Никому в Париже подобные высказывания не нравились, и французские католики набросились на Кристину с грубой критикой, но она тоже за словом в карман не лезла и стойко защищалась.
