Слезы потекли по ее бледным щекам; мальчик вытащил из кармана надушенный носовой платок и вытер их, стоя на коленях перед матерью.
Видам де Шартр имел самоуверенный вид, однако он был нежен с королевой-матерью.
Катрин появлялась при дворе в глубоком трауре — она горевала, но не теряла хитрости, казалась охваченной меланхолией, но все замечала.
Она сдержала свои намерения в отношении Дианы. Не подходила к ящику с ядами. Она понимала, что изгнание страшнее смерти для женщины, так долго блиставшей при дворе. Пусть она вернет подарки и драгоценности, отдаст королеве замок Шенонсо и получит взамен Шомон, который Катрин всегда считала приносящим несчастья. После этого Диана может удалиться в Ане. Королева-мать не должна забывать, что Диана связана узами родства с де Гизами; несмотря на то что после смерти короля она не могла быть им полезна, они не хотели видеть ее отравленной. Более того, эта семья демонстрировала большое уважение к Катрин, которая из-за молодости Франциска практически была регентом, и, не колеблясь, обвинила бы ее, если бы их некогда могущественная родственница внезапно умерла при загадочных обстоятельствах.
Катрин обрела утешение в своем горе, занявшись разработкой планов относительно ее отавного будущего. Она присматривалась к людям, думая о том, как использовать их для своего возвышения; она стремилась теперь не к любви, а к власти.
Ее главными врагами были де Гизы; они собирались править страной посредством юной королевской четы.
Катрин с улыбкой смотрела на галантного Видама; она использовала его, чтобы пробудить ревность короля, но позже решила, что он больше не может быть полезен ей. Она ошиблась: Видам был Бурбоном, а Бурбоны всегда враждовали с де Гизами.
Почему бы королеве-матери не заключить тайный союз с домом Бурбонов, направленный против дома де Гизов? Если де Гизы потеряют влияние, никто не будет стоять между молодой королевской четой и королевой-матерью. Что касается Марии Стюарт, то она еще ребенок; Катрин справится с ней в отсутствие коварных родственников шотландки.
Она позволила Видаму тайно навестить ее и поделилась с ним некоторыми своими планами.
— Я хочу, — сказала Катрин, — чтобы вы доставили мое письмо принцу Конде.
Глаза Видама стали задумчивыми — Конде был главой дома Бурбонов. Он понял, что означает просьба Катрин.
— Ради вас я готов на все, — заявил он, поцеловав руку Катрин, — и, служа вам, буду надеяться на награду.
— У королев не просят наград, месье, — ответила Катрин.
— Мадам, я прошу не королеву, а женщину.
Она улыбнулась; в ее улыбке таилось обещание. Катрин с нетерпением ждала, когда он вернется с ответом.
Но к ней пришел не Видам.
Паж сообщил Катрин, что герцог де Гиз просит немедленно принять его; она разрешила привести к ней посетителя.
Дверь открылась и тотчас захлопнулась за герцогом; пламя свечей дрогнуло на сквозняке. Катрин увидела перед собой самоуверенного, мужественного де Гиза; на его обезображенном шрамом лице блуждала улыбка.
— Я прошу Ваше Величество извинить меня за вторжение, — сказал он. — Но… мы узнали о предательстве.
Она спокойно, изучающе посмотрела на герцога. Ее лицо оставалось бесстрастным.
— Видам де Шартр арестован.
— Да? Почему?
— При нем были обнаружены бумаги, свидетельствующие об измене.
— Какие бумаги?
— Письмо принцу Конде.
— Заговор? — сказала Катрин.
— Боюсь, да. Его отправят в Бастилию.
— Я не отдавала подобного приказа, — надменно заявила она.
Меченый низко поклонился.
— Мадам, вас решили не беспокоить. У меня есть ордер на его арест, подписанный королем.
Катрин кивнула.
Она потерпела поражение. Она поняла, что ее борьба с де Гизами будет такой же тяжелой и долгой, как борьба с Дианой. Завоевать власть не легче, чем завоевать любовь.
Искусно изменив свою внешность и закутавшись в плащ, Катрин поспешила по улицам Парижа к мрачному зданию Бастилии.
Она выбрала сумерки для этого визита; ей было важно остаться неузнанной. Взглянув на темные башни и бойницы с пушками, Катрин вздрогнула.
Человек в плаще, сливавшийся со стеной, шагнул к ней; услышав почтительный голос, она поняла, что ее уже ждали.
— Мадам, все готово.
Он провел ее через маленькую дверь в темный коридор; они поднялись по лестнице и оказались в новом коридоре. Катрин ощущала запахи тюрьмы — тут пахло сыростью, плесенью, потом, кровью, смертью.
Под ней находились ужасные темницы, где люди боролись за свою жизнь с крысами; в непосредственной близости от Катрин располагались карцеры, обитатели которых мерзли зимой и задыхались от жары летом; низкие потолки не позволяли людям стоять в полный рост. Где-то рядом была камера для допросов с пристрастием, где мужчины и женщины знакомились с «испанским сапогом» и водяной пыткой. Но Видам де Шартр, имевший влиятельных друзей, попал в сравнительно комфортабельное помещение; он заявил, что королева-мать является его близким другом.
Завтра Видама отпустят на свободу; именно поэтому Катрин организовала этот визит.
Ее проводник остановился перед массивной дверью; он отпер сначала ее, потом другую дверь, находившуюся за первой.
— Войдите, мадам, — сказал мужчина. — Я подожду снаружи. Вам не следует оставаться здесь более пятнадцати минут. Сюда может прийти надсмотрщик; ваше присутствие будет трудно объяснить.
— Я понимаю, — сказала Катрин.
Она вошла в камеру; Видам встал. Он быстро приблизился к Катрин и поцеловал ее руку.
Тусклый свет, пробивавшийся сквозь узкое зарешеченное окно, падал на лицо узника. Катрин пристально посмотрела на Видама. Три месяца, проведенные в тюрьме, изменили облик этого человека.
— Как хорошо, что вы пришли… Катрин, — сказал он.
Она чуть вздрогнула, услышав, что Видам обратился к ней по имени, но он не заметил этого.
— Завтра вас освободят, — сказала она.
— Завтра!
В его голосе зазвенела истерическая радость.
— И этого добились вы… моя королева.
Он упал на колени, снова взял ее руку; Катрин почувствовала, что слезы Видама окропили ее кожу.
Ну и наглец! Он имел большой успех у женщин и считал себя неотразимым сердцеедом; он не понял, что Катрин де Медичи не была обычной женщиной. Он не мог догадываться о том, что она использовала его для пробуждения ревности в своем муже, что теперь, когда он не справился с простой доставкой письма своему могущественному родственнику, он стал не нужен Катрин, что его освобождение было очередным ходом де Гизов, решивших последить за ним на воле и снова поймать на чем-нибудь — возможно, вместе с сообщниками; он не подозревал, что королева-мать меньше всего желает его выхода из тюрьмы.
