– Не ори на ребенка, рыжий! – Прикрикнула Ксения.
– Какой такой дядя?
Тишка молча показал на меня.
– Ты?..
– Дай мне! – Я отнял у Тихона странные игрушки и внимательно их рассмотрел. – Мать честная, машинки! Где взял?
– В больнице. Все равно их выбросить хотели.
– Дыроколы! – Ахнула Ксения. – Кто же детям такие вещи доверяет?
– Верно, – согласился Тихон, укладывая синхронизаторы на кусок гранита.
И все-таки я был первым. Заслуга весьма сомнительная, да и не заслуга вовсе, а смертный грех. Хоть так, хоть этак, а машинку передал я. Что от меня зависело? Можно подумать, не было бы меня, не завертелись бы все эти ремни-колеса-шестеренки! Я просто дал им новый способ, а как его применить, они придумали сами. Получите – распишитесь. Владейте. Решайте.
Где-то здесь похоронены вечно бегущие кони с Большого.
– Это что, тоже я сделал?!
– Люди сделали, Миша. И сами же ответили – по справедливости, – Тихон выбрал глыбу потяжелее и, кряхтя, поднял ее над головой. – Не буду я их чинить. Отказываюсь.
Тишка перестал хныкать и, растерев по мордашке грязь, уставился на машинки. Ксения хотела что-то возразить, но приборы уже хрустнули под плоским розовым камнем.
Издалека донеслось тарахтение приближающегося автобуса – бойцы возвращались в бункер. Машина виляла и подпрыгивала – видно, вылазка удалась, и Конь получил законную премию.
– Как зовут твою маму? – Спросил я у Ксюши.
– Смотри! – Воскликнула она.
Я обернулся, но ничего примечательного не увидел. Автобус скрылся за одним из холмов и, скорее всего, там заглох, поскольку ни песен, ни грохота разбитого движка уже не было слышно.
– Они пропали! Посреди дороги!
– Точно, – подтвердил Тихон. – А это что?
Прямо над головой с оглушающим ревом пронесся самолет – так низко, что я без труда разглядел каждую его заклепку. Он появился из ниоткуда, звук моторов не нарастал постепенно, а взорвался в абсолютной тишине.
Оторвав взгляд от неба, я чуть не вскрикнул: мы сидели посередине оживленной улицы. Водители сигналили и стучали себя пальцами по лбу. Кто мог объехать – объезжал, но машин было слишком много, и перед нами собралась целая толпа.
– Вам что, идиоты, газонов не хватает? – Крикнул, высовываясь в окно, какой-то мужик.
– У меня галлюцинации, – заявила Ксения.
– И у меня. Тишка, бегом сюда, задавят!
Неистово размахивая жезлом, к нам пробирался человек в ярко-красной фуражке. Таких инспекторов я еще не видел.
– Уйдем, что ли? – Предложил Тихон, и улица мгновенно опустела.
Инспектор переместился в сторону и превратился в долговязого парня с белой повязкой на рукаве. У него за спиной бежали кони – те самые, еще не погребенные под слоем битого кирпича и бетона. Все восемь колонн Большого театра стояли на своем месте, только над ними кто-то растянул длинное полотнище с надписью не по-русски. Парень махнул нам рукой, но мы, как юродивые, продолжали сидеть, и тогда он пошел сам. Сделав несколько шагов, он исчез, а здание за ним обратилось в груду щебня. Рядом торчала неизвестно что от чего отгораживающая одинокая стена, чуть дальше возвышался пригорок бункера. К нему подъезжал автобус. Знакомый пейзаж продержался не долго – за ним сразу же возник другой, тоскливо напомнивший мне о первом посещении будущего: военные в голубых касках, угловатая бронетехника и длинная очередь за чем-то съестным. Эту картинку вытеснила еще более мрачная, а за ней пришла новая – или старая? – с гудящими машинами и озадаченным инспектором, который, кстати, был уже близко. Впрочем, через мгновение пропал и он. Дома развалились, снова выросли, развалились – дома, руины, танки, руины, руины, дома – мелькание красок и форм ускорялось до тех пор, пока не закрутилось в сплошной стремительный хоровод. Глаз не успевал фиксировать изменения реальности, он лишь отмечал известные ему ландшафты, но они испарялись раньше, чем доходили до сознания.
– Куда мы попали? – Отчаянно крикнула Ксения.
Все вокруг слилось в мутное марево, но с туманом оно не имело ничего общего. Воздух был вязок и непрозрачен, казалось, стоит вытянуть руку, и она обожжется.
– Он не выдержал, – подумал я вслух.
– Кто?
– Мир. Мы его столкнули, и он летит в пропасть.
– Мы вышли за пределы допустимого, – сказал Тихон. – Слишком много версий, и каждая имеет право на существование. Каждая из них – настоящая.
– Если бы не Фирсов…
– Не он один, Миша. Кто-то же помог ему с расчетами. Кто-то создал эти приборы, а потом нашел их и сберег. И заново восстановил. Думаю, свою роль ты сильно преувеличиваешь. Все-таки первым был другой.
– Ты?!
– Не уверен, но… больше не кому.
– Ты помогал Фирсову?!
– Неизвестно, на чьей стороне я буду лет через десять. Я могу передумать, могу измениться. Ведь у меня в запасе еще одно детство, которого я не помню.
– Это легко проверить. Мы найдем тебя в будущем и…
– В чем? – Резко спросил он. – Будущее перед тобой. Ищи, если хочешь.
Тихон помолчал и заговорил снова:
– Меня там нет. Тебя встречал, да, – он криво усмехнулся, и я опустил глаза. – А я так и не добрался. Просто не дожил. С кем не бывает?
– Это навсегда? – Ужаснулась Ксения.
– А вот мы и проверим, – сказал Тихон, поигрывая дыроколом.
– О, нет, – простонала она.
– Никаких поправок. Вернетесь к себе. Там, я надеюсь, вы найдете что-нибудь относительно устойчивое.
– А ты?
– Ну и я, конечно. То есть мы, – странно произнес он. – Правда, мне еще нужно кое-что закончить. Узнаешь? – Тихон небрежно подкинул гранату. Похабная этикетка напоминала сигнатуру на пузырьке с мазью. – Ведь и это кто-то сделал.
Замкнуть круг? Снова выбросить меня в окно, доставить в больницу и вручить машинки трехлетнему Тишке, чтобы он до поры схоронил их в надежном месте?
– Зачем? Ты же сам сказал, что это бестолку.
– У следствий нельзя отнимать их причины, иначе все потеряет смысл.
– А разве уже не потеряло?
– Не настолько. Но вас я с собой не возьму, поэтому ты, Миша, выполнишь одну мою просьбу. Синхронизатор не должен попасть в чужие руки, согласен?
– Вполне.
– Я отправлю вас по домам, и оставлю его… ты знаешь, где. Иди прямо сейчас и принеси его. Потом в две тысячи первый ты уже не попадешь.
– Но если ты отдашь мне дырокол до того, как…
– Я сумею выбраться, не переживай.
– Мы ведь еще увидимся?
