Нелегкая обстановка складывалась и на юге страны, где было выявлено, что немецкие и румынские войска тоже выдвинуты к нашим границам, на аэродромах Румынии замечены германские самолеты. Наблюдением установлено ежедневное прибытие в районы Ясс и Ботошан большого количества эшелонов с боеприпасами, военным имуществом и продовольствием, которое сосредоточивалось на временных складах, расположенных вдоль железных дорог (еще один факт, что они скоро найдут применение. — Р.И.).
В разведывательном донесении Генерального штаба РККА от 10 июня 1941 года прямо отмечалось, что война должна начаться в последних числах июня. Тактика немцев строилась на внезапности удара. В Финляндии с 10 июня проводилась открытая мобилизация, в то же время гражданское население переселялось из пограничных районов в глубь территории[180].
Отводились и румынские пограничные заставы, место которых занимали полевые войска.
В Москву поступали и другие тревожные сообщения. Из Ленинграда срочно выехала большая группа немецких инженеров, наблюдавших за достройкой купленного у Германии крейсера «Лютцов». Было установлено, что после 14 июня в советские порты перестали заходить германские корабли, а находившиеся там стали срочно их покидать, даже не загрузившись. Так, из Одессы 19 и 20 июня ушли все германские, румынские и турецкие суда.
Участились случаи нарушения воздушного пространства СССР германскими самолетами, которые проводили разведку и фотографирование приграничной территории, районов дислокации воинских частей, мест стоянок боевой техники и кораблей, расположения аэродромов Красной Армии. За шесть месяцев 1941 года было зафиксировано 324 таких случая.
Тревожные данные о близости войны поступали в Москву от штабов Ленинградского, Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского военных округов, от моряков и пограничников. 11 июня органы НКВД доложили И.В. Сталину о том, что немецкое посольство в Москве два дня назад получило указание из Берлина о подготовке в течение семи дней к эвакуации. И сразу же в подвальном помещении посольства его сотрудники стали уничтожать архивные и служебные документы.
В этот же день поступило сообщение о том, что группировка германских войск, сосредоточенная в Восточной Пруссии, получила указание к 13 июня занять исходные позиции для наступления, но затем этот срок был перенесен на более позднее время.
Много сообщений о дислокации вражеских войск, их вооружении, технике, времени открытия боевых действий поступало от местных жителей и перебежчиков. Даже работники центрального аппарата Министерства иностранных дел, анализируя ставшие им известными отдельные факты, делали серьезные и заслуживающие внимания выводы. Так, 19 июня капитан 2 ранга Зайцев доложил начальству: «…проводя регистрацию поездок иностранцев, обратил внимание на следующее обстоятельство: весь аппарат германского военно-морского атташе в Москве состоит из 7 человек. Из них выехало в Берлин 4, на 20 июня заказали билеты оставшимся 3 сотрудникам. Таким образом, в аппарате атташе не остается ни одного из мне известных сотрудников этого аппарата, что несколько необычно и странно»[181].
И вскоре из Москвы убыл со своими сотрудниками военно-морской атташе Германии фон Баумбах, предварительно оформив сдачу арендованного им дома. Ох, уж эта немецкая пунктуальность! Это были настораживающие данные для разведки.
В эти последние мирные дни значительно участились случаи воздушной разведки военно-морских баз нашего флота. Приведу данные по Северному флоту[182]:
— 17 июня около 14 часов немецкий разведывательный самолет провел разведку Кольского залива, Полярного, аэродрома Ваенга (Североморск);
— вечером этого же дня еще один самолет провел разведку бухты Озерко;
— 18 июня было зафиксировано сразу несколько разведывательных полетов немецкой и финской авиации;
— 19 июня над полуостровом Рыбачий произошел воздушный бой между двумя немецкими самолетами и И-153 (летчик — старший лейтенант В.Д. Воловиков), который закончился безрезультатно для обеих сторон;
— 20 июня немецкий разведывательный самолет был обнаружен над Ваенгой;
— 21 июня сразу два самолета провели разведку побережья, полуострова Рыбачий и района Териберки;
— 22 июня с 24 до 1.30 было зафиксировано нарушение воздушного пространства сразу 6 вражескими самолетами.
Такая же напряженная обстановка была и на других театрах. В Хельсинки было зафиксировано прибытие немецких кораблей, количество которых к 20 июня достигло 48 единиц. 18 июня постами наблюдения и корабельными дозорами была обнаружена постановка немецкими судами минных заграждений между Клайпедой и островом Эланд.
В ночь на 21 июня от постов наблюдения поступили сообщения об обнаружении пяти неопознанных кораблей у острова Нарген и маяка Тахкуна и даже о постановке в этом районе минных заграждений[183]. Но этому факту штаб Балтийского флота не придал особого значения, что привело впоследствии к подрыву на минах в этом районе крейсера «Максим Горький» и эскадренного миноносца «Гневный».
20 июня корабельные дозоры доложили о том, что прекратилось движение судов от Тромсё до финской границы, а находившиеся в море взяли курс на свои порты. Одновременно подводные лодки Балтийского флота, находившиеся на позициях в Балтийском море, обнаружили 32 судна (большинство под германскими флагами), идущие от берегов Германии в западном направлении.
Неизвестные корабли и подводные лодки появлялись в водах Черного моря и на Камчатке, где отмечались и полеты разведывательной авиации.
19 июня 1941 года советский полпред в Финляндии СИ. Зотов, прибывший на полуостров Ханко, предупредил командира военно-морской базы о возможности начала боевых действий между 22–25 июня и о том, что две немецкие дивизии уже разгружаются в порту Турка[184]. Тогда же было обнаружено, что финские солдаты проделали два прохода в проволочных заграждениях.
Эти тревожные сообщения были немедленно переданы командующему Балтийским флотом, который сразу позвонил в Москву адмиралу Кузнецову: «Товарищ Нарком, у меня сложилось мнение, что нападение Германии возможно в любой час. Надо начинать ставить заграждения, иначе будет поздно! Считаю необходимым повысить оперативную готовность флота…»[185].
Вероятную возможность скорого нападения подтвердил наркому ВМФ и прибывший капитан 1 ранга Воронцов, который, следуя из Берлина на поезде, обратил внимание на огромное сосредоточение немецко-фашистских войск у советской границы. Так неужели все эти тревожнейшие донесения, прямо кричащие о неизбежности войны, прошли мимо внимания высшего руководства страны и армии и никак не повлияли на их дальнейшие действия?
