— Ты задолжал мне. Ответы.
— Хочешь знать, почему я жив?… — медленно произнес он. — Об этом я говорил.
— Я хочу знать, почему ты ждал столько лет.
— А ты?…
— Я ничего сделать не могла!
— Ты все могла. Только не хотела по-настоящему.
— Тогда ты бы гнил на дне Бездны! Это единственное, чего я хотела по-настоящему! — я сорвалась на крик. — Ах, прости, ты же оттуда и выполз, эйра!
Пустота души сочилась глухим рыком, жидким огнем вспыхивала в глазах.
В мозгу что-то щелкнуло, порвались последние цепи, когда-то связавшие мою силу. Силу, от которой начинали истекать слезами каменные корабли, корежился грубый, мертво-неподатливый металл, а живые клетки делали все, что я хотела. Тело вспыхнуло ледяным лазурным пламенем, укутываясь потоками чистой рах — энергии звездного ветра.
Я не делала ничего. Просто шла вперед — но Филин отступал. Всего несколько шагов, но это моя победа. Острый коготок, укутанный ярким сиянием, уперся в грудь остановившегося мужчины. Уперся — и толкнул. Несильно, только чтобы заставить сделать еще один шаг. И еще. И еще…
— Ты же у нас такой всесильный — почти бог для этого отсталого, примитивного мира «дикарей с копьями». Так скажи же мне, Филин, почему ты решил посчитаться за свое «убийство» только сейчас? Конечно, обидно, когда предают — и бьют в незащищенную спину… Ведь правда? Помнится, ты большой специалист по предательству… — по моим губам скользнула улыбка. От этой улыбки застывал колкими льдинками воздух и становились непроницаемыми его глаза. — Как же так вышло, что месть запоздала на столько лет? Когда и виновники-то давно лежат в могилах, пусть и от старости. Кому и за что вы собирались мстить, Командор? За свое поруганное самолюбие?
— Я играл по общим правилам — и проиграл только по своей вине. За это не мстят, — он качнул головой. Не отступал, потому что некуда отступать — спина упирается в стену.
— Так что же вдруг произошло? — саркастический тон, злая насмешка, злорадство… Декоративные ширмы, закрывающие звенящую пустоту и легкость безразличия. Перед противником сохраняй лицо, держи улыбку небрежности на губах и презрение во взгляде. Во что бы то ни стало.
— Он перестал быть тем, что я создавал.
Молчание.
— Ты понимаешь?
Молчание.
— Он убивает.
Молчание…
— Он убивал всегда.
— Четыреста лет назад он остановил Распад и собрал Империю по кускам. Сейчас это — фитиль, который уже тлеет. И когда грянет взрыв, мало в этом мире не покажется никому.
— Тебе-то что до этого «дикого мира»…
— Это не касается никого, — Филин смотрел на меня в упор, и из холодных синих глаз в Мир заглядывала Бездна. И ее бесконечная пустота… — Даже тебя.
— Даже?… — у меня вырывался смешок. — Неужели ты считаешь меня глупой — настолько? Великие Создатели, да на что ты вообще надеялся, когда пытался перетащить меня на свою сторону? Я ведь узнала бы. Рано или поздно.
Филин поменялся в лице, и я, кажется, впервые увидела на нем растерянность. Вот мы наконец и добрались до главного, счистив нужную лишь для отвода глаз шелуху.
Молчание. Вязкое и очень понимающее.
Я удивлена? Нет. На чем еще может играть эмпат, как не на эмоциях?…
— Нет. Нет. Нет… — твердил он как заведенный. — Ты не понимаешь…
— Я все понимаю.
На амулетах, оплетающих мою шею, танцевали змеи, сотканные из лжи. Это так легко понять… Я завела руку назад и одним движением сорвала переплетение тонких цепочек и ремешков, швыряя всю связку ему под ноги.
А ненужные колебания, как глупые надежды, для тех, кто не знает, что предательство и обман этот эйра возвел в ранг тактического хода.
— Я надеялся… — его взгляд, странный, остановившийся, устремлен под ноги, на россыпь кругляшей. — Зря ты с ними так. Они действительно защищали… И не давали мне никаких преимуществ.
— Ну конечно… С тех пор, как подобные тебе купили на красивые слова простодушного ребенка, прошло пять сотен лет — а чуть позже ты сам сделал все, чтобы я никогда не забыла урок. И я его не забуду, — мои глаза стали колючими и злыми. — Это же до какой степени тебя припекло с этим флотом… Заставить силой не получилось — пришлось ловить на другой крючок. Тяжело было, правда? Соперник мешал? Пасквили на него подсовывал… А сам… Ваша сила воли, фарр, потрясает — изобразить страстные чувства к блеклому альбиносу, не раз как следует макнувшего вас носом в грязь… Премия «Алых подмостков» — не меньше.
— Ким, не надо. Пожалуйста… — в его голосе сплелись из ниоткуда призраки боли, которой не существует.
Крылатые змеи взмахнули перьями и начали завораживающий танец иллюзий.
— Вира, Неро, Вира… — эта игра окончена, и, какова бы не была следующая, ни один ход уже не повторить и не вернуть из отбоя. Признай уже это. Признай…
— Да почему ты думаешь, что ничего не может измениться?! — по-вериному зарычал он, ловя мои пальцы. Что же ты делаешь, дурак… сожжешь же руки до кости… — Разве та девочка — по-прежнему ты?! Ведь нет же!.. Почему все не может быть настоящим?…
Да признай ты наконец!!..
— Настоящим… — я отвернулась, выскальзывая из чужих рук. — Маленький совет — так, на будущее… Надо было тебе все рассказать самому. Я бы разозлилась, но поверила… Может быть.
Ничего не меняется. И наивная, верящая словам девочка где-то глубоко внутри меня снова плачет от боли.
— Ким… Не уходи… — обреченный, потерянный шепот растворился в тишине.
В иллюзии хочется верить. Хочется — до истекающего слезами и пустотой сердца. Верить в голос, в бледность, видную даже сквозь смуглую кожу, в бескровные губы, шепчущие слова, в которые невозможно было бы не верить, будь они сказаны другим. Во взгляд, которому не нужны были никакие слова. Которого хватило бы любой женщине мира.
Как хочется верить… Но — это всего лишь игра. Лишь воздух, окрашенный мечтами и гибкими ребрами формы. Танец крылатых змей. Иллюзии…
Последний ход. Последний жест, в котором поднялась рука — и оттолкнула мужчину прочь с дороги.
Рука негнущейся плетью упала вниз, хлопнув по боку. Следом упал он. На колени.
— Не уходи…
— Нет.
Иллюзии…Туманные мороки будущего и настоящего, то, чего нет, не было, и никогда не будет. И взгляд, и голос, и руки, лихорадочно сжимающие мои ледяные пальцы — все… иллюзия действия, то, чего не было и нет. Это была достойная попытка. Но…
— Ким… — в голосе слишком много боли, чтобы я могла слушать. А в глазах, что смотрят на меня не отрываясь… — Не оставайся на станции. Механизм уже пришел в движение, и даже я не смогу его остановить. Команда отдана, и оппозиция Центра начнет действовать в ближайшие недели. Ты можешь погибнуть…
