Нет, даже думать об этом сейчас не хочу.
Потом. Как-нибудь потом…
А голография действительно оказалась редкой, такую даже научный отдел заполучил бы с радостью. Вот что мне сейчас нужно на самом деле — сбежать на край света, в какое-нибудь тропическое или полярное захолустье, и возиться там с пробирками до полного отупения.
Пока сердце не перестанет болеть.
* * *
Неделю спустя.
Блок неторопливо расходился после окончания рабочего дня. А день выдался на удивление тихий и спокойный, учитывая вечерний прием.
Откладывались кипы считывателей, закрывались окна потративок, отключалось оборудование, гас свет. Только в дальнем углу общего стола шелестел водопадом голограф — единственное развлечение ночного дежурного. Дежурным был Чезе, Пешш добровольно вызвался составить ему компанию.
Я уходила последней, пережидая, пока из прохода схлынет переговаривающаяся толпа. Сегодня отмечали последний официальный день ревизии. Впрочем, завершено было только хождение по кабинетам и проверка документов на местах, и это знали все. Но… Праздник есть праздник, тем более, такого уровня. Простых оперативников, естественно, на него никто не приглашал, но, пока сильные мира сего развлекаются в парадном зале, маленьким винтикам системы никто не мешает устроить свои кухонные посиделки с привезенными из командировок деликатесами.
Ненавязчиво пропустив вперед всех коллег, я неторопливо свернула в гораздо менее шумное ответвление коридора. Или, точнее, абсолютно пустынное — если не считать одного эйра.
Завидев меня, Неро, с невозмутимым лицом и под чужой личиной, отделился от стены и жестом предложил сделать вид, что мы совершаем невинный променад перед ужином.
С того самого звонка мы только переписывались по почте. В очень официальном стиле.
— Обязательно светиться перед кучей свидетелей? — поинтересовалась я. — Мы не могли встретиться на месте?…
— Поменьше эмоций, куратор, — равнодушно-сонный голос не вязался с острым взглядом, перебегающим с одной встречной фигуры на другую. — Такое ощущение, что вы никогда ничего не крали. Ведите себя естественно. Конечно, сегодня — чуть ли не самая большая гулянка в истории Корпуса, и никому до командорского кабинета с его сейфами не будет дела… Но случай бывает всякий. И сейчас камеры в коридоре доблестно зафиксируют, как вы с сотрудником пятой лаборатории пройдете на его рабочее место — на десять уровней ниже того самого кабинета. А потом вы выйдете оттуда и отправитесь на вечеринку к своим коллегам. Я ясно выражаюсь?
— Более чем.
Мы действительно поднялись в пятую лабораторию, которую он открыл собственной картой. Потом был отжатый люк в потолке, какие-то технические шахты и просто переходы, незнакомые и, не удивлюсь, если не отмеченные на планах станции. Стены, скобы, спуски, складчатые ребра жесткости, заменяющие лестницы… До меня постепенно доходило, что Неро действительно знал станцию лучше тех, кто в ней жил, а, быть может, и тех, кто ее строил.
Мы уже забрались довольно высоко, когда он приостановился и вынул из-за пазухи пакет с инструментами. Меньше чем через полминуты одна из пластин обшивки уже лежала на полу, открывая электронную начинку стены. Я не вдавалась в детали манипуляций Неро с электроникой, предпочитая терпеливо ждать их результата.
Результатом было видимо то, на всем этаже ушли в спящий режим датчики движения на камерах наблюдения.
Прислушавшись и не обнаружив реакции охраны, он прошел еще с полдесятка шагов вперед и отжал очередной люк в под самым потолком. Бросив: «Подожди пока», он ухватился за край люка, подтянулся и исчез внутри. Я слышала его шаги где-то слева и сверху — и тревогу пока никто не поднял.
Через несколько минут он вернулся и протянул руки:
— Залезай.
Я подпрыгнула и без труда пролезла на животе в широкое, но низкое отверстие, на поверку оказавшимся частью стены в кабинете Командора. Нижним краем оно касалось пола, и, приподнявшись, я обнаружила, что находился лаз под декоративным столиком.
— Можешь приступать, я постою на стреме, — бросил Неро, внимательно осматривая камеры слежения.
С замками проблем не возникло — нужный сейф помнил меня, чуть ли не сам открываясь навстречу. Кончиками пальцев, затянутых в перчатки, я перебрала тусклые уголки считывателей, и, найдя наконец нужный, выдернула его из стопки. Торопливо проверила, перелистывая список файлов. Все, все здесь…
Аккуратно заперев за собой все двери, я снова нырнула под столик, спрыгнув из люка вниз. Следом мягко и бесшумно приземлился Неро. Он задвинул крышку люка обратно и запустил руки в электронные недра стены, возвращая камеры в исходное состояние.
Даже не верится, что все оказалось так легко… Я еще раз включила считыватель, уже медленнее просматривая его содержимое. Компромат на себя саму — удалить сразу, а во всем остальном может и найтись что-нибудь интересное… Ого, да здесь и бывших Командоров личные дела…
Я не удержалась и открыла пару самых любопытных файлов. Взгляд зацепился за мелькнувшую голографию — сначала скользнул мимо, потом вернулся, сосредоточился и застыл.
С голографии на меня смотрело лицо мужчины, с тихой руганью разыскивающего выпавшие из кармана винты в пяти метрах от меня.
Мы действительно были знакомы — и очень давно. Он действительно знал «Полюс» лучше, чем кто-либо еще, поскольку сам проектировал его.
Нердайн Филирно. Мужчина, который давно умер.
Филин.
Отражение двадцатое
В голове было пусто.
На душе было легко.
Перед взрывом время замирает, от тишины закладывает уши.
Темные квадраты складываются в стены, низкий потолок плывет перед глазами. Все тот же коридор в толще стен, все то же. Даже снятая со стены пластина так и осталась лежать на полу.
Мир ничуть не изменился за эти несколько секунд.
Его шагов не слышно. Как всегда. И чужое «Что случилось?…» возникло из пустоты.
— Ничего не случилось.
Мой голос спокоен и тих.
Он слишком поздно заметил резко взлетевший в воздух пластиковый прямоугольник, и не успел заслонить лицо руками. Кажется, это уже традиция…
Рассеченная острым углом щека начала сочиться кровью. Филин рассеяно смахнул ее рукавом и наклонился за старым считывателем, быстро пробегая текст глазами. Поднял глаза, скользнув взглядом по моим рукам, наливающимся лазурным светом.
— И что теперь? Убьешь?…
Звук пощечины всплеском разнесся по коридору. И еще. И еще… Если бы не пустота, пожирающая душу, я бы боялась. Он мог ответить — может, даже убить. В конце концов, предела его настоящей силы я не знаю…
От пощечин покалывало пальцы. И не понять, кому больнее…
