– При чем тут дом? Я прониклась любовью к Шпоре, а не к дому! А вы! Как вы смеете его шантажировать? Его и собственную дочь? Это бесчеловечно!
– Молодые люди нежно любят друг друга.
– Чушь собачья! Леди Белль хоть честно признается, что этот брак – выгодная сделка, и ничего больше. Если любовь тут и замешана, то только ваша любовь к поместью.
Мистер Эли рассмеялся своим лающим волчьим смехом.
– Надеюсь, моя девочка будет счастлива в этом доме.
– Неужели ее чувства вас совершенно не волнуют?
– Меня волнует будущее и благополучие дочери.
– Вы тронулись рассудком. Серьезно тронулись. Вы вообразили, что вы – Господь Бог в этом городке. Играете судьбами людей, используя деньги и власть. Даже судьбами своих близких!
– Послушайте, молодая леди…
Но Эллен не могла слушать. Все, что наболело в ней за сорок восемь бессонных часов отчаяния и беспомощности, рвалось наружу.
– Допустим, они поженятся – и что тогда? Вы думаете, Шпора будет спать с ней? Вы так думаете? Вы думаете, у них родятся дети? И у бедных крошек будет счастливое детство? Неужели вы в это верите? Шпора твердит о долге, о чести, об искуплении грехов, пока жива его мать. Как только она умрет, ему тоже конец. Он со всем отчаянием обрушится на себя, на Годспелл, на ваш город, не знаю, на что! Эта ваша затея – все равно, как если бы вы подложили Шпоре мину замедленного действия и спокойно ждали его смерти!
При этих словах в холодных голубых глазах Эли вспыхнул дьявольский огонек, а у Эллен перехватило дыхание.
– Господи! Да вы именно на это и рассчитываете! Вы хотите, чтобы он исчез с лица земли, а вашей дочери достались титул и поместье Беллингов!
– После того, как он сделает свое дело, – туда ему и дорога.
Эллен даже не верилось в такую спокойную, расчетливую жестокость.
– Очень кстати, что ваша дочь любит рядиться во вдовьи одежды, не правда ли?
Эли провел рукой по седой бороде и втянул щеки. В его взгляде на миг промелькнула лютая ненависть.
– Вы, наверное, гордитесь своей проницательностью, считаете, что раскусили меня, да, молодая леди?
– Я считаю, что вы жулик и шарлатан, вот что я считаю!
– А убийцу вы тоже можете распознать с первого взгляда?
– Что? – Эллен стало жутко. Она вдруг сообразила, что на кухне большой выбор ножей – стоит ему только протянуть руку.
– Шпора уехал из Оддлоуда вовсе не потому, что нахулиганил сверх меры. Он уехал, потому что виноват в смерти одного человека, юноши.
Эллен затрясла головой, а Эли продолжал, подняв палец:
– И не смейте называть меня шарлатаном. Я верующий человек и верю в божественную справедливость. Бог решит, какой участи заслуживает молодой Беллинг. Я лишь орудие в руках Господа.
Эллен шла к лесу, колли бежала впереди. Сильный ветер одолел-таки солнце, пригнал облака, стало почти по-зимнему холодно.
Они прошли мимо того пригорка, на который Эллен приземлилась в день своего прыжка. Ей не хотелось вспоминать тот день. Теперь этот безрассудный прыжок казался безобидной детской шалостью по сравнению со смертельной игрой, свидетелем которой она стала. Этот пригорок – словно могильный холм, в котором похоронены ее мечты, ставшие недосягаемыми. Эллен с силой пнула его ногой и застонала.
Сопровождаемая Сноркел, она долго бродила, не разбирая дороги, и даже не заметила, как пошел дождь.
Рори возился с уздечками, мыл их губкой, когда Эллен, запыхавшись, вбежала к нему в сарай.
– Где Шпора?
Парень удивленно взглянул на нее, светлые пряди волос коснулись ресниц.
– Уехал с час тому назад. Я отговаривал его, но Шпора сказал, что должен повидаться с вами.
– Я нигде не встретила его.
– Черт! – Молодой человек бросил губку. – Предупреждал же его, что у Геркулеса нет тормозов.
– Геркулес – это лошадь?
– Нет – это горный велосипед Шерри.
Пока они с Рори обследовали окрестности в поисках Шпоры, Эллен узнала много интересного о тюремном режиме, который установила для сына леди Белль.
– Родители переселили его поближе к себе – чтобы он не мог незаметно ускользнуть к вам. Они наложили на Шпору домашний арест. Вот бедняга. – Юноша протянул Эллен свою фляжку, но она отказалась.
– Но у вас он может ходить, куда хочет? – спросила она.
– Не совсем так. Белль – хитрая лиса. Она все время заходит проверить, где сын, присылает ко мне на уроки своих знакомых, просит кумушек в городе присматривать, не появится ли где Шпора – и сразу звонить ей. Каждый раз, когда мы проезжаем мимо дома викария, Марджори Уиттакер делает пометку в блокноте, а потом звонит в особняк. Сегодня Шпоре удалось ускользнуть только потому, что он взял у Шерри старый плащ и панаму. Под него надел десяток моих свитеров, чтобы казаться толще. Пот с него лил ручьями. Короче, вы должны его спасти, – заявил Рори таким тоном, словно речь шла о самой простой вещи.
– Каким образом?
– Придумайте что-нибудь. – Он схватил Эллен за руку. – Если вы не спасете его от этой свадьбы, случится катастрофа.
– Что я могу сделать? Если он любит меня, то просто не женится на Годспелл, вот и все.
– Вы что, ничего не понимаете? Ясное дело, Шпора любит вас. Он все время только о вас и говорит – достал меня совсем.
– Так почему бы ему не поговорить со своей мамой?
Рори сделал очередной глоток из фляжки и ничего не ответил. Эллен вспомнила слова леди Белль, что ее смерть будет не первой на совести сына. Она взяла у Рори фляжку и сделала большой глоток.
– Расскажите мне про этого мальчика. Как он погиб? Почему считается, что Шпора его убил?
– Что? Я вас не понимаю?
– Расскажите мне, пожалуйста, Рори.
Тот отступил назад.
– Вы не должны спрашивать об этом. Об этом не полагается говорить.
Эллен закрыла глаза.
Итак, самый страшный свой секрет Шпора от нее утаил. Убийца – так Эли Гейтс назвал его. Убийца. Она не может любить убийцу, сказала она себе.
И тут же другой голос от кликнулся. «Я могу простить ему абсолютно все. Абсолютно все. Я люблю его».
Когда девушка открыла глаза, Рори рядом не было.
Эллен продолжила поиски одна. Проходя мимо Речного каприза, она услышала шорох. Шпора сидел меж двух колонн с лицом таким же белым, как колонны.
Не помня как Эллен оказалась в его объятиях, и они целовались, не отрывая губ друг от друга, пока не кончился воздух в легких.
Тогда Шпора сказал:
– Я обязан это сделать, понимаешь? Но это ничего не значит. Я люблю тебя. Ты должна остаться здесь. Я не могу жить без тебя.
