- Правда? - перебил я. - Самаритянка? Беда мне об этом не сказал.
- Беда никогда этого не одобрял, - ответила Морин. - Ему казалось, что чужие несчастья просочатся в телефонную трубку и заразят меня.
- Уверен, у тебя хорошо получается, - заметил я.
- Что ж, за шесть лет я потеряла только одного клиента, - сказала она. - В смысле, только один все же покончил с собой. Не так уж и плохо. Причем, после того, как убили Дэмьена, я стала испытывать к ним меньше сочувствия. Иногда мне не хватало терпения, проблемы некоторых казались такими пустыми по сравнению с моей. Ты знаешь, какой у нас самый напряженный день в году?
- Рождество?
- Нет, Рождество на втором месте. На первом - День святого Валентина. Заставляет задуматься, не так ли?
Мы медленно, петляя, продвигались вперед по Camino, и нас часто обгоняли более молодые, крепкие или не так давно начавшие свой путь путешественники. Чем ближе мы подходили к Сантьяго, тем больше их становилось. До ежегодной кульминации паломничества, праздника в честь св. Иакова, отмечавшегося 25 июля, оставалось каких-нибудь две недели, и все горели желанием попасть туда вовремя. Иногда с какого-нибудь пригорка можно было увидеть Camino, вьющийся на мили впереди, и паломников - по одному, по двое, группами побольше, - нанизанных на него, как бусины, до самого горизонта. Та же картина, что и в Средние века.
В Себрейро мы столкнулись с британской телевизионной группой, которая снимала документальный фильм о паломничестве. Они подкарауливали паломников у маленькой церкви и расспрашивали о причинах, которые побудили их отправиться в путь. Морин категорически отказалась в этом участвовать. Режиссер, крупный блондин в шортах и футболке, пытался ее уговорить.
- Нам позарез нужна немолодая женщина, говорящая по-английски, - убеждал он. - Нам уже надоели молодые испанцы и бельгийские велосипедисты. Вы бы идеально подошли.
- Нет, спасибо, - отказалась Морин. - Я не хочу, чтобы меня показывали по телевизору.
Режиссер явно обиделся: тот, кто работает в средствах массовой информации, не в состоянии понять, что у всего остального мира совсем другие приоритеты. Тогда, за неимением лучшего, он повернулся ко мне.
- Я ненастоящий паломник, - сказал я.
- А! Да кто здесь настоящий паломник? - отозвался режиссер, загораясь.
- Тот, для кого это экзистенциальный акт самоопределения, - начал я. - Прыжок в абсурд, в том смысле, который вкладывал в это Кьеркегор. Я хочу сказать, что…
- Стоп! - закричал режиссер. - Пока ничего больше не говорите. Я хочу это заснять. Линда, пойди найди Дэвида, - обратился он к веснушчатой, рыжеволосой молодой женщине, сжимавшей папку.
Дэвид, как выяснилось, был сценаристом и ведущим этой программы, но найти его не удалось.
- Наверное, дуется, потому что сегодня утром ему пришлось действительно топать пешком, - пробормотал режиссер, которого тоже, чтобы добавить абсурда, звали Дэвидом. - Придется мне самому делать это интервью.
И вот они установили камеру, и после обычной волынки, когда режиссер выбирал место съемок, оператор и его помощник разбирались с объективами, фильтрами и отражателями, звукооператор определял уровень шума на заднем плане, а помощник режиссера отгоняла людей, ходивших взад-вперед позади меня в кадре, я изложил перед камерой свою экзистенциалистскую интерпретацию паломничества. (Морин, которой к тому времени все это наскучило, пошла осмотреть церковь.) Я описал три ступени развития личности, по Кьеркегору - эстетическая, этическая и религиозная, - и предположил, что им соответствуют три типа паломников. (Я думал об этом по дороге.) Эстетический тип в основном озабочен тем, чтобы приятно провести время, насладиться красотами природы и культурными достопримечательностями Camino. Этический тип рассматривает паломничество по сути, как испытание на выносливость и самодисциплину. Он (или она) имеет четкое представление о том, как должен вести себя истинный пилигрим (не останавливаться в гостиницах, например), и очень ревностно следит, чтобы не пройти меньше лучших ходоков на маршруте. Настоящий же паломник - это религиозный паломник, религиозный в Кьеркегоровом смысле этого слова. Для Кьеркегора христианство было «абсурдом»: если бы оно было полностью рациональным, не было бы смысла в него верить. Суть в том, что вы решаетесь верить без рационального принуждения - вы совершаете прыжок в пустоту и в процессе этого выбираете себя. Пройти тысячи миль до святыни в Сантьяго, не зная, действительно ли там кто-то погребен, - это пример такого прыжка. Эстетический паломник не притворяется настоящим пилигримом. Этический волнуется, настоящий ли он. Истинный паломник просто идет.
- Снято! Отлично. Большое спасибо, - сказал режиссер. - Линда, дай ему подписать бумаги.
Улыбнувшись мне, Линда нацелилась ручкой на листок, прикрепленный зажимом к ее папке.
- Вы получите двадцать пять фунтов, если мы используем этот фрагмент, - объяснила она. - Будьте любезны, ваше имя?
- Лоренс Пассмор, - сказал я.
Звукооператор резко поднял голову от своего оборудования.
- Не Пузан ли Пассмор?
Я кивнул, и он хлопнул себя по ляжкам.
- Я знал, что где-то вас видел раньше. Это было в столовке «Хартленда», пару лет назад. Эй, Дэвид! - позвал он режиссера, который отправился было на поиски новой жертвы. - Угадай, кто это? Пузан Пассмор, сценарист «Соседей», - и, обращаясь ко мне, добавил: - Отличное шоу, всегда смотрю, когда бываю дома.
Режиссер медленно обернулся.
- Только не это, - произнес он и изобразил, словно стреляет себе в висок из пистолета. - Значит, это была просто хохма? - Он печально улыбнулся. - А мыто решили, что вы по-настоящему.
- Я не хохмил, - возразил я. Но думаю, они мне не поверили.
Дни проходили в медленном, размеренном ритме. Вставали мы рано, чтобы Морин могла двинуться в путь с самого утра по холодку. Обычно она приходила на место встречи к полудню. После долгого, неторопливого испанского ланча мы удалялись на сиесту и старались проспать всю дневную жару, возвращаясь к жизни лишь вечером, когда, по примеру местных жителей, выходили прогуляться, перекусить в баре и попробовать местное вино. Не могу выразить, как легко я чувствовал себя в компании Морин, как быстро мы восстановили прежние приятельские отношения. Хотя мы много разговаривали, часто нам было вполне достаточно посидеть молча, словно наслаждаясь закатом длинной и счастливой совместной жизни. Посторонние, конечно, считали нас супружеской парой или хотя бы просто парой; и персонал в гостиницах всегда чрезвычайно изумлялся, когда мы занимали разные номера.
Однажды вечером она довольно много рассказывала о Дэмьене и была, по-видимому, в хорошем настроении, даже смеялась, вспоминая какие-то его детские злоключения, а потом я вдруг услышал через тонкую перегородку совсем простенькой гостиницы, где мы остановились, как она плачет в соседнем со мной номере. Я постучался к ней и, обнаружив, что дверь не заперта, вошел. Уличный фонарь сквозь шторы на окне тускло освещал комнату. Морин, лежавшая бесформенной грудой, повернулась и села на кровати, прислонившись к стене.
