— Мы с вами замужние женщины и можем быть откровенны друг с другом. В таких случаях вы потеряете своего ребенка. Теперь вы понимаете, какой у них недостаток?
— Да, понимаю.
Наступила долгая пауза. Миссис Бриттен в упор смотрела на нее. Мери отвела глаза.
— Простите, я вас не поняла, — протестующе воскликнула Мери.
Не дав ей больше промолвить ни слова, миссис Бриттен неожиданно протянула руку и стала мять ее живот. Это было столь быстрым и неожиданным вмешательством в ее состояние, что Мери не нашлась, что ответить, и промолчала. Что может ответить леди на подобные действия? Мери почувствовала себя глупой гусыней и залилась краской. У нее невыносимо зудела кожа на спине.
— Вы пришли ко мне ради другой леди? — Миссис Бриттен вынула из кармана желтоватый листок бумаги. — Ничего, я здесь все написала, но главное, чтобы она ни в коем случае не принимала пилюли, если беременна.
Из другого кармана она достала небольшую белую фаянсовую баночку и вложила ее в обтянутую перчаткой руку Мери.
— Разумеется, чтобы все произошло, ей надо принимать по одной пилюле утром и вечером. Если этого не делать, то никакая опасность ей не грозит.
— Каждое утро и каждый вечер.
Мери еле удержалась, чтобы не почесать спину.
— Пять гиней.
Мери подняла глаза и встретила безжалостный взгляд старой женщины.
— В объявлении было сказано, что три гинеи. Миссис Бриттен пожала плечами.
— Они стоят пять гиней. Хотите берите, хотите нет. Мне безразлично.
— У меня с собой не более четырех гиней, — обиделась Мери. — В объявлении говорилось о трех.
— Четыре хватит. — Миссис Бриттен протянула за деньгами свою грубую, натруженную руку; на внутренней стороне ее широкого запястья было вытатуировано имя: «Сайлас».
Две минуты спустя Мери Отс уже стояла на тротуаре. Отправившись в обратный путь по Сесил-стрит, она так и продолжала держать в руке белую баночку с пилюлями. Домой она дошла, ни разу не спросив у кого-либо дорогу.
Глава 78
Когда темные кучевые облака, пролив дождь и освежив грязный городской воздух, сгустились высоко над куполом собора Сент-Пол, Тобиас пересек Темзу. В этот майский вечер в семь часов двое мужчин, приехавших в Боро на дилижансе, теперь ехали в наемном экипаже по Лондонскому мосту. После тридцатичасового путешествия руки Тобиаса все еще были связаны и упрятаны глубоко в карманы.
Как только дилижанс доставил их в Вест-Энд, Мэггс, высунувшись в окно, стал нетерпеливо постукивать правой ногой по полу.
Тобиаса охватило беспокойство; он страшился той отравы, которую они собирались раздобыть, и своей встречи с Лиззи, не представляя себе, как уговорит ее принять зелье. Его мучили и другие дурные предчувствия, возникавшие в его смущенном мозгу; сумятица усугублялась болью в руках и переполненностью мочевого пузыря, в чем гордость не позволяла ему признаться своему приятелю.
Лондон, когда они его покидали, был солнечным, в ящиках на подоконниках цвели нарциссы. Лондон, в который они вернулись, был чертовски непривлекателен; мусор на улицах, свист кнутов, омнибусы, выходившие из них толпы пассажиров на Сент-Мартин-лейн, улицы, теряющие свои очертания под усталым сумеречным светом уходящего дня, — все это проникало в его собственные мысли и сгущалось вокруг образа его семьи, которую он чуть было не бросил.
Его мучитель, склонившись к нему, обдал его запахом дешевого бренди.
— Скоро приедем, а, парень?
— Да, конечно, — ответил Тобиас и быстро отвернулся.
— И все наши испытания будут уже позади.
— Да, да.
— Поможем мисс Лиззи в ее заботах.
Тобиас вздрогнул от сознания, как низко он пал: теперь его достоинство зависит от того, выдержит ли он подобную наглую фамильярность.
— Мы посетим Генри Фиппса завтра утром, — решительно сказал он и снова отвернулся. Он молил Бога, чтобы лакей сказал ему правду, ибо, если у Констебла на самом деле нет адреса Генри Фиппса, тогда Тобиас будет трупом.
— Это сбывшийся сон, парень. Сон старого бандита, ставший явью.
Несмотря на свои желания убить Тобиаса, Джек Мэггс всю их поездку был с ним необычайно дружелюбным, да и теперь то и дело льнул к нему. Тобиас опасался каждого его объятия. Но сейчас Мэггс всего лишь смотрел на серое небо Лондона, которое на севере все больше темнело и становилось угрожающим.
— Странные мысли порой рождаются в голове человека, не так ли? — промолвил каторжник. — Вспоминая лето в дорогой мне Англии — а я чертовски часто думал о ней, честное слово, — страдая от москитов и гнойников на теле, этих двух особенно мучивших меня неудобств, я часто представлял себе картину, как мы с Генри, покуривая трубки, проводим вместе долгие вечера. Вы никогда не мечтали о таком, Тоби?
— Бывало.
— Софина и я очень любили грозу. Вам не кажется, Тоби, что гроза похожа на Судный день?
Тобиас отодвинулся подальше в угол сиденья.
— Моя Софина всегда так думала. Послушайте, что она говорила: она считала, что все наши беды это пустяк по сравнению с могучей силой грозы.
Тоби попытался изобразить улыбку, хотя ему стало тошно от этого инфантильного философствования.
— Видите эти облака над Холборном? — продолжал его спутник. — Попробуйте разглядеть в них стариковские лица тех, кто способен заставить дрожать оконные рамы. А вон там тот, кто готов устроить вам хороший фейерверк. Но мы с вами переживем все это, вы и я. Тоби, может быть, вы навестите меня и Генри, когда забудете о боли в ваших руках. Они очень болят?
— Можно терпеть.
— Хорошо, я всегда держу свое слово, ибо мы почти на Сесил-стрит, где миссис Бриттен продает свои знаменитые пилюли. Неужели вы ни разу не видели в газетах ее рекламу? Что ж, я быстро получу эти пилюли и уверен, что вы не сбежите от меня, иначе мне придется рассказать вашей жене весьма печальную историю.
Экипаж остановился, и Джек выскочил из него. Вскоре он колотил серебряной ручкой своей трости в черную дверь.
После короткого спора с кем-то за дверью Джек был впущен в дом. Не прошло и нескольких минут, как он снова занял свое место в экипаже напротив Тобиаса, и извозчику было приказано хорошенько хлестнуть кнутом по лошадям. Когда экипаж галопом выскочил на Кросс-стрит, лицо каторжника все еще не изменило своего странного, словно застывшего выражения: вытянутые щеки и глаза, полные яростного гнева. Тобиас даже испугался, что Мэггсу было отказано в лекарстве.
— Все в порядке, Джек? — не выдержав, спросил он.
Тот быстро сунул руку в карман своего «Великого Иосифа» и вытащил маленькую белого цвета фаянсовую баночку.
