Алекс ушел; удерживать его было бесполезно и бессмысленно. Ну что ж, приступим. Брюни сел в кресло и раскрыл на коленях электронный блокнот. Тринадцать человек: шестеро ученых из научного состава и семеро членов экипажа. Знакомые имена выстроились в два столбика на маленьком мерцающем мониторе. Двоих исключаем сразу: он выделил по одному имени вверху каждого столбца и отрывистым стуком по клавише удалил их. Селестен Брюни и Александр Нортон. Кое-кому в этом мире можно доверять.
Остается одиннадцать. Научный состав после многочасовых собеседований, бесчисленных проверок, сопоставлений, колебаний и ожесточенных споров братья Брюни утверждали вместе. Разумеется, это ничего не значит; но ради памяти Арчи попробуем начать не с них. И заодно запретим себе идти по пути наименьшего сопротивления.
Да, кстати… Синий прямоугольник, скользящий по списку, в который раз задержался на трехступенчатой пирамидке в столбце. В строку или даже в две не поместилось: Габриэл Караджа-ни, неоантропсихофизиолог. Единственный случайный человек на «Атланте», ненужный, в последний момент подброшенный балласт. Никчемная, пустопорожняя единица на борту…
Настолько грубо и плоско они бы не сработали. Секретных агентов не внедряют в тщательно подобранную команду с помощью банального, словно конверт со взяткой, телефонного звонка. Нельзя позволять себе свернуть на скорее всего ложный след, руководствуясь личной неприязнью. Нет, конечно, проверим и его. В свое время, наравне с остальными.
Итак, технари. Селестен отдавал себе отчет, что знает их весьма и весьма поверхностно — кроме разве что медика, с которым пришлось много работать вместе, исследуя мертвого человека-растение. Имя Косты Димича стояло в списке вторым; опять-таки, будем логичны, нет смысла забегать вперед.
Поль Дере, навигатор. Смуглый великан с южными вишневыми глазами, слегка простоватый на вид. Брюни кликнул ссылку на досье: да, деревенское происхождение, семейные виноградники. Сельскохозяйственный колледж, а потом вдруг Высшая школа навигации; крутой поворот. Двадцать восемь лет, холост. А родители строили ему дом окнами на реку, припомнил Селестен с того последнего сеанса, наверное, мечтали, чтобы сын бросил космос, женился и осел в родных местах. Кто знает, осталось ли что-то при нынешнем кризисе от этого дома, да и от виноградников тоже… А ведь особенность психологии блудных сыновей такова, что они всегда более или менее твердо уверены: им есть, куда вернуться.
Только не надо лирики, одернул он себя. Поль Дере — навигатор; как он мог вести корабль, не замечая, что на самом деле кружится на месте? Алекс говорил, что он один знал о Самодостаточной навигационной системе. Диплом с отличием, сообщало досье, четыре награды на конкурсах космических пилотов Содружества… Так каким же образом, навигатор Дере?!.
Стоп. Если подозревать Дере только за то, что он хороший навигатор, с таким же успехом можно вынести обвинительный вердикт Брэду Кертису как неплохому системному механику или Олегу Ланскому как отличному связисту. Изначально порочный подход. Гению Улишамову удалось обвести вокруг пальца всех дипломированных специалистов.
А вот недооценивать человеческий фактор как раз не стоит. Может, покопавшись как следует в досье технарей, попробовать все же исключить тех из них, кого слишком многое держало на той, навсегда потерянной Земле? Тот же Коста Димич при всем своем желчном и неуживчивом характере не мог покинуть беременную жену с детьми, точно зная, что самый младший из его сыновей успеет состариться и умереть к возвращению отца. У Олега Ланского осталась в мертвом прошлом молодая — полмесяца после свадьбы — жена. У Феликса Ли — невеста, которая… если бы не эта девушка с корнями, мы бы еще долго пребывали в блаженной роли первооткрывателей иных миров.
И если бы не Марк Олсен, взломавший каталог с секретными программами. Странно, между прочим, что ему удалось это сделать только теперь, почти одновременно с открытием Нортона и Ли, — ведь в его распоряжении были четырнадцать месяцев так называемого полета, когда технари, по словам Алекса, маялись от безделья. За все время Брюни лишь несколько раз видел программиста Олсена, заглядывая в компьютерный отсек. Вечно склонившегося над монитором, словно живая приставка к машине… даже после посадки он покинул борт «Атланта» гораздо позже всех — видимо, компьютер не расстается так просто со своей приставкой.
А может, для него просто не было ничего интересного на этой планете. На Земле.
Это уже настоящая зацепка, думал Селестен, продвигаясь в направлении каюты программиста Олсена. Когда-то Арчи в одной статье пытался доказать, что изменения в психике компьютерщиков носят клинический характер. Происходит полная переоценка шкалы приоритетов: семья, здоровье, карьера, даже деньги отступают на второй план перед притяжением машины. Ночи напролет перед монитором; красные глаза и недельная щетина как вторичные признаки психического перерождения… Да, но те же самые качества могли подвигнуть этого человека на чудовищный, тоже сплошь компьютеризированный эксперимент под названием «Первая Дальняя».
Как сказал Марк Олсен, раскрывая им с Алексом тайну сеансов связи с Землей? «Красивая прога… Мне такую никогда не написать».
Или?!.
Над входом в каюту программиста не было предупреждения «НЕ БЕСПОКОИТЬ». Впрочем, если б оно и было, это мало что изменило бы. Брюни для проформы нажал кнопку звонка и, не выждав и двух секунд, коротко дернул аварийный рычаг.
В каюте царил полнейший бардак; надо как следует постараться, чтобы устроить такое на основе аскетичной обстановки космического корабля. Впрочем, разве встречаются в природе компьютерщики, способные поддерживать порядок там, где живут? — желчно усмехнулся Селестен. Тоже клиническое проявление деформированной личности. На маленьком мониторе персонального компьютера переливалась разными цветами лаконичная надпись: «МЕНЯ ЗДЕСЬ НЕТ».
Брюни и сам заметил.
Все это в общем-то притянуто за уши, твердил он себе по дороге в компьютерный отсек. Не преступление — находиться на рабочем месте или где-нибудь еще, даже теперь, когда большинство людей на «Атланте» заперли свои шок и потрясение по каютам. Не преступление — более всего на свете ценить компьютер и профессионально восхищаться чудовищной с моральной точки зрения программой. Нельзя выносить человеку обвинение только потому, что косвенные улики против него красиво выстраиваются ровной цепочкой. Будем объективны. Постараемся, черт возьми, быть объективным!..
Он ворвался в компьютерный отсек.
Здесь ничего не изменилось за последние несколько часов. Серые мониторы по стенами съежившаяся спина программиста Олсена. И еще еле слышный голос оттуда, из-за спины. Брюни прислушался, остановившись у входа.
— …Я не жалуюсь, Том, отец должен знать правду! Я тебе говорила, что сыновья межзвездных героев никогда не позволяют себе?.. А сейчас папа сам тебе скажет. Скажи ему, Марк!..
Олсен будто что-то спросил — совсем тихо, слов не разобрать. Звонкий мальчишеский голос в ответ: «Знаешь, па…»
Что-то липкое зашевелилось в горле; Селестен сглотнул. Незваное, но совершенно отчетливое чувство: никто посторонний не имеет права тут находиться. Даже начальник экспедиции. Даже с целью установления истины.
