Она стоит с матерью у края скалы. Поздняя весна. На земле остались лишь отдельные пятна снега. В воздухе — птичьи голоса. Солнце припекает им спины. Они расстегнули свои кофты и смотрят вниз на ручей. От талой воды он широко разлился, течение бурное. Самка оленя заходит в воду и переплывает на другую сторону ручья. Выйдя на сушу, она начинает призывать своего олененка. Она зовет и зовет, и, в конце концов, он тоже отваживается шагнуть в воду. Но течение слишком сильное. Олененку не доплыть до другого берега. Эстер и мать видят, как его уносит течением. Тут олениха снова кидается в воду и плывет вслед за своим олененком. Она плавает вокруг него, поддерживает на плаву своим телом, толкает против течения, и они плывут бок о бок. Течение быстрое, шея оленихи вытянута над поверхностью воды. Она вся как крик о помощи. Когда они добираются до другой стороны, она гребет на одном месте, поддерживая олененка, чтобы он мог выбраться на берег. И вот, наконец, оба стоят на твердой почве на другой стороне ручья.
Эстер и мать стоят неподвижно, глядя им вслед. Их переполняет восхищение мужеством оленихи, ее сильной привязанностью к своему чаду. И еще — доверием олененка, который боялся, но все же бросился в воду. Не проронив ни слова, они с матерью пускаются в обратный путь.
Эстер идет следом за матерью. Старается делать большие шаги, чтобы ее ступни попадали точно в следы материнских ног.
Маури Каллис спрашивает гостей, чего бы им хотелось к кофе. Герхарт Снейерс желает себе коньяк, Хайнрих Кох и Пауль Ласкер тоже. Виктор Иннитзер пьет кальвадос, а генерал Гельмут Стифф предпочитает виски. Односолодовый виски.
Маури Каллис говорит жене, чтобы она оставалась сидеть, и сам берет на себя обязанность налить гостям напитки.
— Я заменю свечи, — говорит Эбба и уносит на кухню канделябр. Она слегка раздражена нерасторопностью приглашенных официантов — разве они не замечают, что свечи уже почти догорели?
В столовой стоит охранник, человек Герхарта Снейерса. Поднявшись и проходя мимо него, Маури отмечает про себя, как незаметно тот выполняет свою работу. Маури даже не задумался над тем, что тот простоял у стены в течение всего ужина. Поэтому все выглядит почти комично, когда охранник вдруг падает, потянув за собой настенное украшение шестнадцатого века. Маури успевает вспомнить про мальчика, который упал в обморок во время торжественного шествия, когда сам он учился в третьем классе. В ту же секунду до его сознания доносится звук расколотого стекла. А затем — двое мужчин в дверях и странные хлопки пуль.
И тут весь свет гаснет. В темноте слышны дикие крики боли Пауля Ласкера. И еще кто-то кричит и вдруг резко замолкает. Пальба прекращается, и через пару секунд появляется свет карманного фонарика, ищущий в темноте расползающихся людей, которые изо всех сил стараются укрыться от этого луча.
Генерал Гельмут Стифф схватил оружие мертвого охранника и стреляет в сторону света, кто-то падает на пол, и луч света гаснет.
В столовой абсолютно черно. Маури понимает, что лежит на полу. Когда он пытается встать, ему это не удается. Одна рука в чем-то мокром, рубашка тоже мокрая.
«Я ранен в живот», — думает Маури. Но потом до него доходит, что он просто облит виски. Поскольку он ничего не видит, звуки разрастаются в сознании. Слышно, как женщины на кухне кричат от страха, потом опять треск автоматной очереди, и становится тихо. Маури думает: «Эбба» — и еще о том, что надо любой ценой выбраться отсюда, и это его единственная мысль.
Он слышит, как убийцы дергают туда-сюда рубильники на электрощитке, но ничего не происходит. В Регле полное затемнение.
Пауль Ласкер продолжает кричать. Под столом кто-то из гостей сталкивается друг с другом. Речь идет о секундах, прежде чем черные фигуры вернутся в столовую.
Маури ранен в бедро. Но при помощи рук он может ползком передвигаться по полу. Столовая и гостиная расположены по одной оси, и поскольку деревянный бар соответствует изразцовой печи, Маури понимает, что находится рядом с дверью, ведущей в гостиную. Он переползает через порог туда, где гости должны были выпить кофе. Когда он проползает еще два метра, силы кончаются.
И тут кто-то осторожно кладет руку ему на спину. Он слышит, как Эстер шепчет в ухо:
— Тише, если хочешь жить.
В столовой генерал по-прежнему держит оборону. Из дверного проема, ведущего в холл, кто-то наугад выпускает очередь. Теперь один стоит в холле и держит фонарик, а другие стреляют. Пауль Ласкер замолкает. Генерал стреляет, но бережет патроны. Они на исходе. Скоро нападающие смогут беспрепятственно войти и добить всех.
Эстер удается посадить Маури на твердый диван восемнадцатого века. Позднее в протоколе следствия будет указано пятно крови, которое он оставил на диване, и все будут недоумевать по поводу того, как развивались события. Эстер приседает перед ним и берет его на закорки.
«Поднимаем, — думает она. — Раз, два, три».
Маури не очень тяжелый. Гостиная расположена на одной линии с библиотекой, а после библиотеки следует по-прежнему не обустроенная комната, заставленная вещами. В ней есть дверь, выходящая в сад. Эстер удается открыть ее и нырнуть в темноту.
Дорогу она знает. Не раз бежала она по этому отрезку пути через лесок к старым мосткам с завязанными глазами. Все лицо было исцарапано ветками, но зато теперь она знает эту черную тропу как свои пять пальцев. Ей бы только добраться через лужайку до границы леса.
Командир светит фонариком на мужчин, оставшихся в гостиной. Луч света переходит с одного на другого. Генерал Гельмут Стифф мертв, Пауль Ласкер тоже.
Хайнрих Кох полулежит, прислонившись к стене. Его рука — как неподвижная клешня, прижатая к красному пятну, расползающемуся на его белой рубашке. Он с ужасом смотрит на мужчину с выкрашенным черной краской лицом, который держит в левой руке фонарик. Его дыхание — как короткие быстрые всхлипывания.
Командир вынимает свой «глок» и стреляет ему между глаз. Теперь двое оставшихся будут более сговорчивы. Он отмечает, как Виктор Иннитзер вскрикивает от ужаса.
Иннитзер, кажется, физически не пострадал. Он сидит у стены, прижав руки к груди.
Герхарт Снейерс лежит на боку под столом. Командир делает знак головой, и один из его людей вытаскивает Снейерса за ноги из-под стола. Тот лежит на боку, поджав колени, руки зажаты между ног. Крупинки пота выступили у него на лбу. Все его тело сотрясается, как от холода.
— Имя? — спрашивает командир по-английски. Потом переходит на немецкий. — Имя? Как зовут остальных?
— Иди к черту, — отвечает Снейерс, и когда он открывает рот, чтобы произнести эти слова, вытекает кровь.
Командир наклоняется и застреливает его. Затем оборачивается к Виктору Иннитзеру.
— Пожалуйста, не убивайте меня! — умоляет тот.
— Кто вы? И кто остальные?
И Иннитзер называет себя и остальных в том порядке, в котором свет лампы падает на их мертвые лица. Командир держит у него перед носом диктофон, и Иннитзер говорит так отчетливо, как может, все время бросая пугливые взгляды.
