головами странных всадников неопределённой принадлежности, не суливших своими суровыми и сосредоточенными лицами ничего хорошего.
Знатный мужчина, оторванный от любовных утех, судя по всему весьма приятных, встал к приехавшим незваным гостям, боком, почти спиной, и принялся глядеть в сторону ближайшего от дуба холма. Из-за холма поднимались многочисленные дымы костров, слышалось конское ржание и, вроде бы, гул множества голосов. Клацанье стали и кузнечный перестук были вполне узнаваемы. Судя по всему, сразу за холмом располагался огромный воинский лагерь или город, однако, если бы это был город, то вокруг было бы множество огородов, тропинок, скота, деревья были бы вырублена далеко окрест для строительства или очагов. Да и проводник Тихомир знал бы про его существование. До холма было не более трёх сотен шагов, и когда ветер начинал дуть с той стороны, до слуха долетали даже отдельные удары копыт о твёрдую землю, перезвон упряжи и броневого доспеха, даже отдельные слова. Однако человек не оборачивался, как если бы ничто не грозило ему со спины или он был глух, и ещё он сложил руки на груди. Показывая свою горделивость, презрение к появившимся, он демонстрировал уверенность знатного и сильного, и солнце заискрилось на бесчисленных гранях его самоцветных колец, браслетов и ожерелий.
— Это какой-то германский военный вождь, судя по мечу и драгоценностям, — сказал Рагдай, перебегая взглядом с мужчины на девушек и обратно, — он совсем недалеко от своего войска, и тот разъезд франков, что мы видели только что с хоругвей, скорее всего искал его, может быть он как раз от них спрятался с женщинами для удовлетворения своей похоти без помех, будучи уверен, что рядом нет никакого врага.
— Поле мертвецов, скорее всего, их, франков, рук дело, — сказал следом за этим Креп, показывая пальцем на холм, откуда доносился звук большого скопления людей, — и стоят они рядом лагерем очень близко, и сила у них большая, и германская ненависть ко всем известна от Лондиниума до Константинополя, и азиатские степняки для них кровные враги были всегда.
— Чёрт побери! — на германском наречии, действительно похожем на язык франков или белгов негромко воскликнул мужчина, услышав славянскую речь Рагдая и его слуги, — проклятые сербы, заполонили весь край!
— Это кто? — спросил у всех Стовов, рассматривая в упор незнакомца: ему было всё любопытно: громадный рост, длинные, ниже плеч, тёмно-русые волосы, сплетённые у самых концов в косицы, лежащий в траве стальной островерхий шлем с оторочкой из белого горностая с маленькими чёрными хвостиками, руки незнакомца, длинные, мощные, с длинными пальцами, такие же мощные ноги, изумрудного цвета шёлковая рубаха, лежащая в траве, длинный пурпурный плащ, привычный больше для Константинопольской знати и итальянских церковных иерархов, красные монаршие сапоги из тончайшей тиснёной кожи, достойные императора Византии. Ножны меча и ножа-скрамосакса были украшены чеканкой с изображениями всадников, кораблей, птиц и рыб, словно на римских барельефах. Мерцающие солнечным светом светлые глаза незнакомца смотрели вдаль, и в них сквозило изумление произошедшим. И только лишь…
Стовов, его мечники, викинги и стребляне уставились на чудесные драгоценные вещи, забыв даже о прекрасных молодых женщинах, закрывшихся, впрочем, проворно своими подобранными рубашками.
— Выглядит он побогаче короля Ариоальда, — вполголоса сказал Ладри своему наставнику, и при этих словах германец слегка повернул голову, уловив в сказанном по-норманнски знакомую уху речь, а также имя короля лангобардов.
Десять полтесков с Вольгой во главе, окружили дерево и незнакомца, всем своим видом показывая, что любое вооружённое сопротивление с его стороны будет остановлено. Один из полтесков даже занёс для удара копьё. Он мог одним верным ударом пробить стоящему шею.
— Я бы не стал вот так всем подряд знатным людям, встреченным на пути угрожать оружием, — сказал Ацур, — полтески путают свои приволжские глухие места, заселённые дремучими марийцами и эрзей со здешними европейскими странами, где римское величие впитано всеми частями бывшей империи, у этого знатного человека него даже плащ римский, как у имперских патрициев, что изображены на старых мозаиках.
— Нужно думать о последствиях, — осторожно произнёс Тихомир.
— Он сейчас меч возьмёт, и будешь потом за ним вокруг дерева бегать, пока к нему помощь не подоспеет, — хмуро ответил Тороп, — лучше его тут по-тихому приколоть, ограбить и быстро отойти назад, прихватив красавиц для себя или на продажу.
— Да уж, настроен он враждебно, даже не повернётся к нам, не скажет ничего, — сказал Мышец, — чувствуется, была бы с ним сила его, перебил бы нас всех сразу!
— Вольга! — рявкнул Стовов, начав вдруг осознавать, что их случайное появление среди расположения крупного войска и около одного из их вождей, может быть и короля, ни к чему хорошему не приведёт, и надо теперь постараться без потерь отступить к своей рати у оврага, — поезжай со своими людьми вперёд, на холм, посмотри, что на той стороне творится, и если оттуда в нашу сторону начнут двигаться воины, тут же мчись обратно к нам!
— Вонючие сербы! — снова сказал незнакомец негромко, но твёрдо — вы мне заплатите за своё нахальство!
— Что он сказал? — спросил Тороп.
— Он говорит, что мы наглецы! — перевёл слова Ладри, — ругается.
— Ах он! — воскликнул Мышец, ударяя плетью богато украшенного коня германца, — я сейчас тебя отделаю плёткой, дубатол, ты пока что в нашей власти со своими блудницами!
— Уймись, Мышец, не порть наше дело! — воскликнул Рагдай, — что за грубое слабоумие, везде с кулаками соваться?
От удара плетью гнедой конь франка сильно дёрнулся в сторону и неожиданно развязался повод: он был только наброшен на выступ дубовой коры. Никто не успел и сообразить, чем это может грозить, как конь помчался в сторону холма. Полтески было кинулись вскачь следом за ним, чтобы он не перевалил через возвышенность и своим пустым седлом не показал возможным союзникам франка, что с седоком приключилась беда, после чего они могли поспешить на выручку. Однако утомлённые ночным сражением кони полтесков и половины пути до холма не прошли, как конь германца взлетел на вершину словно птица, покружился на фоне голубого неба и скрылся из глаз.
— Тенгри нёс его на своих крыльях! — голосом, рвущимся от сотрясения при бешеной скачке, произнёс Вольга, а один из его воинов даже бросил вслед коню копьё, но ожидаемо промахнулся.
Тем временем франк быстрым движением подобрал из травы свой меч, одним движением сдернул с него кожаные ножны с золотыми чеканными накладками, одним прыжком достиг дуба и, встав к нему спиной, решительно поднял клинок. Меч его был более длинным и узким, чем привычные для кривичей и викингов мечи. На украшенной рубинами гарде и навершии рукояти блистали рубины
