– Бедная леди, – промолвила Бонтем. – Какой ужас – найти такое. Что же заставило Прюд внезапно встревожиться?
– Леди Прюд нашла в исповедальне предостерегающую записку, сообщавшую, что ее падчерица нанесет удар той ночью. Леди Прюд была убеждена, что Изабелла в тюрьме, поэтому вообразите ее ужас, когда она увидела ее.
– Аурелия находилась здесь, в замке, – вставила Леонора. – И открыто перемещалась по нему, ничего не опасаясь.
– Боже милосердный! – воскликнула Пайп. – Девушка-мавританка на кухне! Ох! Без светлого парика и макияжа все просто приняли ее за новую служанку со второго этажа. – Она прижала ладони к губам.
– Видимо, после ужина она пошла наверх на поиски Изабеллы, – предположила Элпью. – Аурелия хотела поиздеваться над ней, наблюдая, как та умирает от яда, которым она обсыпала ее тарелку.
– Но тогда Изабелла была жива и здорова, – подхватила графиня, складывая кусочки головоломки. – Она пришла в мою комнату в тот момент, когда девушка поднялась на верхнюю площадку лестницы.
Воцарилось молчание, все думали о злодеянии, совершенном потом.
– Совершив преступление, Аурелия направилась к комнате Уэкленда, оставила запачканную кровью записку, постучала и убежала, – сказала Элпью. – Но с ним была леди Прюд. Увидев записку, она поняла: случилось нечто страшное – и пошла искать Изабеллу.
– А что случилось со Стикуортом? – спросила Бонтем.
– Его увезли в тюрьму Ла-Форс. Помимо того, что он оказал помощь Аурелии, за ним числится еще и попытка покушения на жизнь короля, а это так просто ему с рук не сойдет.
– О чем он только думал?
– Стикуорт позволил вовлечь себя в экстремистскую якобитскую организацию. Они встречались рядом с собором Святого Дэниса. С тех пор как Людовик официально признал Вильгельма королем Англии, якобиты потеряли покой. Полагаю, он думал, что, убив Людовика…
– Я умигаю от голода! – заявила фигура в алом бархате, возникнув на пороге кухни и срывая с себя длинный черный парик, под которым обнаружились торчащие в разные стороны рыжие волосы. – Где ногмальная еда? Я готова съесть быка. Сыгого. Вместе с гогами. – Герцогиня де Пигаль опустилась на лавку рядом с графиней. – Ну, Эшби, догогая, я впегвые чуть не занялась с тобой любовью!
– Но позвольте! – Графиня ахнула. – Олимпия?
– Чтобы выбгаться из этой гадкой Бастилии, я согласилась сыггать сегодня вечегом голь подсадной утки.
– Ты хочешь сказать?…
– Коголя сегодня вечегом здесь не было. Это была я. Он знал, что это случится, если заговогщики гешат, что он пгидет. Все шпионы знали – что-то планигуется. – Пигаль схватила ломоть хлеба и намазала его мягким сыром. – Но какое испытание! Съесть столько этого гогошка. Чегт! Этот человек безумен.
– Ты хочешь сказать, Олимпия, что пригласила меня на танец, хотя знала, что в нас будут стрелять?
– И что? Ты же оставила меня багахтаться во гву.
– Ах! Значит, мы теперь свободны?
– Oui,[130]Эшби, догогая, нам обеим одинаково досталось.
– Ты не знаешь, что сделали с этой ужасной Аурелией? – спросила Элпью. – И как там лорд Уэкленд?
– Логд Уэкленд! Уэкленд Смит? С каких это пог он стал логдом? – возмутилась Пигаль. – Одно вгемя он габотал у меня помощником повага, а потом пегешел в какую-то непгиятную семью лондонских выскочек.
– Леди Прюд! – Элпью сжала в кулак забинтованную руку. – Несчастная, глупая женщина. Что с ней? Что говорит врач короля?
– Эта жалкая стагая вешалка будет жить. – Пигаль накладывала куски холодного мяса на хлеб. – Ее увезли в больницу к монахиням. Думаю, выздоговев, она уйдет в монастыгь. Не без помощи коголя, полагаю. Я видела, как этот человек, всегда одетый как для похогон, готовил lettre de cachet.
– Бедная, погрязшая в самообмане женщина, – вздохнула графиня. – Какая катастрофа!
– Для этой девицы, Аугелии, ты хочешь сказать… Для нее это будет катастгофа, я увегена. Катастгофа такого года… – Пигаль встала, соединила руки за спиной и затряслась, дуя себе на ноги.
– Олимпия, дорогая, я знаю, что ты всегда хотела играть в пантомиме, но что такое ты показываешь?
– Жанну д'Агк, догогая! Думаю, Аугелию сожгут на костге. Сомневаюсь, что безумным убийцам позволят газгуливать по Фганции, даже если жизнь не баловала их. Так не годится.
– Итак, Элпью, дорогая, – промолвила графиня, – мы до конца разобрались в нашем библейском списке?
– «Т. в.» – Тайная вечеря – последний ужин для Аурелии, я полагаю. «Воскресение» – теперь ясно, что это означает. «Богоявление» – предложенная встреча трех королей… в смысле одного нынешнего короля, одного бывшего короля и одного будущего короля. «Вечер пятницы» – танец, во время которого должно было состояться покушение…
– Я очень благодатна тебе, Элпью, – проговорила с набитым ртом Пигаль. – От этих мушкетегов толку было не больше, чем от евнуха в гагеме.
– «Апокалипсис: смерть великой блудницы», видимо, означает запланированное ею убийство мачехи.
– Или пгосто бгед сумасшедшей девушки. – Пигаль схватила еще кусок мяса и начала рвать своими длинными зубами. – В любом случае тепегь все это уже не имеет никакого значения.
– Я не узнала ее, – вставила мадемуазель Смит. – В школе она была такая забавная.
– А я-то считала, что у меня хороший макияж, – усмехнулась мадемуазель Бонтем. – Но у нее он был просто шедевром. И разумеется, светлый парик. Кто бы мог подумать?…
– А мне жалко бедную девочку. – Графиня вздохнула. – Постоянно жить с мыслью, что от тебя вот так отказались…
В кухню, хромая и прикладывая к глазу мокрый носовой платок, вошел лакей Роджер.
– Графиня, вас с Элпью вызывают.
– Мы заняты.
Элпью подняла глаза и за спиной Роджера увидела мужчину в черном. Он стоял на пороге, маня их пальцем. В другой руке он держал запечатанное письмо.
– Графиня! – прошептала она, кивнув в сторону мужчины. – Посмотрите!
– О нет! – взвыла графиня. – Помоги нам, Боже!
– Вам лучше пойти. – Мадемуазель Смит наложила повязку на бедро графини. – Готово!
– Идем же, дитя. – Графиня взяла Элпью за руку. – Что бы он с нами ни сделал, хуже того, что мы пережили за последний час, уже не будет. А ведь мы это пережили.
– Последний час! – воскликнула Элпью. – Вы хотите сказать, последние десять дней.
Мужчина в черном повел их к главному входу замка.
– Только не это. – Элпью посмотрела на большую черную карету, поджидавшую их на переднем дворе, и у нее заколотилось сердце. – Только не новое…
– Lettre de cachet… – Мужчина в черном поднял письмо и постучал их обеих этим письмом по плечу. – …du Roi, Louis Quatorze.
