— Вы что, пьяны?
Ранке вскипел от злости и громко сказал:
— Вы намерены выполнять приказ или я должен послать унтер-офицера?
Лейтенант непонимающе покачал головой.
— К чему, черт побери, такая спешка? Если я сейчас вытащу майора из постели, он решит, что я сошел с ума. Он и так придет достаточно рано, чтобы влепить вам выговор. — Лейтенант замолчал.
Ранке опустился на стул, подперев голову руками.
— Я хочу признаться в убийстве майора Годенхаузена.
Лейтенант уставился на него, открыв рот.
— Вы на самом деле здорово напились, — сказал он и засмеялся. Но в тот же миг стал серьезным. — Что вы сейчас сказали? В чем вы хотите признаться? Кого вы убили?
— Годенхаузена, — сказал Ранке так убедительно, что никакого сомнения уже не оставалось.
Лейтенант смотрел на него в полной растерянности.
— Вы точно свихнулись. Преступника же давно поймали. Боже праведный, вот старик-то обрадуется!
— Доложите же наконец майору, — в ярости сказал Ранке.
Майор Брауш весь короткий путь от дома до казармы проклинал непрерывно все и вся. Солдат, которому выпала сомнительная честь сходить за командиром, следовал за ним в почтительном отдалении. Никогда прежде он не видел майора в такой ярости.
Майор направился прямиком в свой кабинет и велел позвать Ранке.
— Что это за ерунда, Ранке? Сейчас только пять утра. Что у вас там может быть такого важного, что вы непременно сейчас должны мне доложить?
Ранке встал по стойке «смирно» и посмотрел своему командиру в глаза.
— Осмелюсь доложить, господин майор, что второго июля 1908 года я рано утром застрелил майора фон Годенхаузена.
Инстинктивно майор почувствовал: то, что он услышал, — правда, как бы невероятно и неправдоподобно ни звучало признание молодого офицера. Он всегда подозревал, что в деле Годенхаузена не все так просто, как это хотел видеть аудитор Ивес. Брауш помолчал какое-то время, поворачивая машинально свою большую, крепко сидевшую на плечах голову то в одну, то в другую сторону.
— Вы, стало быть, его застрелили, — наконец сказал он. Это не было вопросом, это звучало как утверждение.
— Так точно, господин майор.
Брауш посмотрел на него.
— За что? — Было очевидно, что двигало им совсем не любопытство, он был просто подавлен.
Ранке глубоко вздохнул:
— У меня была связь с его женой. — Его лицо передернулось, он едва стоял на ногах.
— Вольно, — приказал Брауш и, помолчав секунду, добавил. — Садитесь.
— Покорно благодарю, господин майор, — сказал Ранке, но остался стоять.
— Значит, у вас была связь с его женой и Годенхаузен узнал об этом?
— Я полагаю, нет, господин майор.
Брауш был сбит с толку.
— Зачем же, черт побери, вам надо было его убивать?
— Потому что он не давал развода своей жене.
— А она требовала развода?
— Так она мне сказала.
— Она знает, что вы убийца? Знала она об этом заранее или узнала об этом потом? — Застывший, бесчувственный взгляд Ранке раздражал его, и он повысил голос. — Черт вас побери, Ранке, я хочу знать, участвовала ли его жена в этом свинстве?
Подобно пловцу, собравшемуся глубоко нырнуть, Ранке набрал полную грудь воздуха:
— Она желала его смерти, и поэтому я застрелил его. — Он покачнулся.
— Сядьте же наконец, Ранке, иначе вы просто меня доконаете. — Брауш подождал, пока лейтенант сел, и продолжил: — Надеюсь, вы понимаете, что означает то, о чем вы только что сказали? Второго июля, стало быть, вы застрелили своего товарища по службе?
— Так точно, господин майор, именно так.
— Тогда мой долг арестовать вас и передать в штаб дивизии. Но, как ваш командир, я хотел бы услышать от вас подробное описание обстоятельств преступления.
— Я дважды выстрелил с короткой дистанции из моего револьвера в майора Годенхаузена. Он умер мгновенно.
Отчаяние, сквозившее в голосе Ранке, тронуло майора. Против своей воли он проникался сочувствием не к жертве, а к этому убийце.
— Я хотел бы услышать подробности, Ранке.
— Это должна была быть дуэль без секундантов, господин майор. Так мы это задумали. Вообще-то это должно было произойти во время охоты, где-нибудь в лесу, и…
— Постойте-ка, — перебил его майор. — Кто это так задумал? Вы или кто-то еще?
— Баронесса Годенхаузен.
— Но этого не произошло. Почему же?
— Я не мог больше ждать, господин майор. Она потеряла ко мне всякий интерес. Когда я это заметил, я начал размышлять. Она надеялась, что я застрелю ее мужа. А что, если она присмотрит кого-то другого? И тут я решил, что должен… — Голос его сорвался, он боролся со слезами. — В тот день, первого июля, меня пригласили к обер-лейтенанту Шиммерту. Она, я имею в виду баронессу Годенхаузен, тоже была там, но попрощалась сразу же, как я пришел. У меня было такое чувство, что она вообще не хочет больше меня знать. Вечером я ужинал в казино и отправился домой. О сне не могло быть и речи, и я выпил пару стаканов коньяка…
Брауш с явным облегчением перебил его:
— Значит, вы были пьяны. Вы должны это непременно упомянуть при допросе. Это может быть смягчающим обстоятельством.
— Нет, господин майор, я не был пьян, я был трезв как стеклышко. И все равно я не мог заснуть. Я слышал, как часы на кирхе пробили полночь, потом час, потом два. И тогда я решил положить этому конец. — Он замолчал, как если бы больше нечего было рассказывать.
— Давайте дальше. Вы сказали, что услышали, как часы пробили два. Когда в таком случае вы вышли из квартиры?
— Наверное, минут через пятнадцать или двадцать. Я не пошел прямо через парадную площадь, а пошел в обход. Я хотел подойти с противоположной стороны, на всякий случай, если бы кто-нибудь меня увидел.
Брауш непонимающе покачал головой.
— Вы меня удивляете, Ранке. Вы говорите, что женщина вас уже избегала. Чего же вы ожидали в таком случае, если убьете ее мужа?
— Это было именно то, что она от меня требовала.
Майор вздохнул.
— Ну, давайте дальше. Вы вышли из своей квартиры с твердым намерением убить майора?
— Нет, господин майор, я хотел вызвать его на дуэль.
— И как же вы хотели все это обставить? Позвонить в дверь и потребовать от него с вами стреляться?
Ранке растерянно заморгал.
— Не совсем так, господин майор. Я не хотел никого будить. Мне хотелось найти открытыми какую-нибудь дверь или окно. Я проник на территорию дома через ворота позади конюшен. Там я все хорошо знал, потому что не один раз ставил лошадь баронессы, когда под рукой не оказывалось денщика или конюха. Я обошел дом кругом и нашел открытое окно в прихожей. Так я оказался в доме без всякого шума. Я пробрался на ощупь в рабочий кабинет хозяина дома, где споткнулся о стул. Годенхаузен или еще не спал, или проснулся от шума, и он появился со свечой в руках в дверях спальни. Я сказал ему, что люблю его жену и хочу драться с ним на дуэли. Он уставился на меня, потом сказал, что я просто сумасшедший и начал громко хохотать. И тогда я его застрелил.
