слезы подступили к глазам то ли от ветра, то ли от полного отчаяния.
Послышался хруст, и ноги подкосились. Безвольно я упала на холодную поверхность и ощутила кончиками пальцев шершавое и в то же время мягкое покрытие. Казалось, стоило запустить в нее руку да нажать сильнее, и поверхность поддастся, точно песок, обволакивая кость по форме тысячей крошечных сфер.
Я подняла голову к небу, отпуская слезы, и прежде чем пелена заволокла глаза, увидела, как красиво расступаются облака, уступая место на небосводе полной луне. Полнолуние. Ну, конечно.
Новый хруст заставил позвоночник выгнуться. Все произошло настолько резко, что я не успела осознать, как по инерции голова опустилась к полу. Я видела перед собой черноту настила на крыше, а также то, что когда-то было моими руками, – сейчас от моих плеч тянулись лапы зверя. Порыв ветра потревожил мой густой мех. Лунные блики переливались на нем при каждом моем движении.
Хруст.
А ведь отец предупреждал. Надо было остаться дома. На дне открытых дверей я толком ничего не услышала, увлеченно размышляя о других проблемах. Самой от себя смешно. И когда важное стало таким второстепенным? Скажи мне в зале ректор, что я никогда не поступлю в Ксертоньский государственный, – это бы не ранило так сильно, как четыре коротких слова в сообщении от Стаса. «Мне никто не нужен». Вот так просто. Хотела бы я сказать то же самое, но сердце не обманешь. Оно уже насытилось болью после ошибок, что следовали одна за другой, не давая продохнуть.
«Я скажу это за тебя», – сказал Каандор, и стены темницы обрушились на землю тысячей осколков, в которых отражался круглый диск безупречной луны.
Эпилог
Было странно смотреть из своего тела на происходящее и не иметь возможности остановиться. Каандор во всю прыть мчал сквозь лес, изредка цепляясь мехом за низкие ветки пушистых елей. Хорошо, что шерсть у нас на двоих была длинной и густой: острые иглы скользили, не касаясь кожи. Лапы обрушивались на ледяную корку и разбивали ее, как нежную карамель на крем-брюле. Изображение скакало то вверх, то вниз, вторя прыжкам, без которых Каандор давно бы утонул в рыхлом покрове. Поток ветра приносил тихий гул машин, который продолжал отдаляться, и я с облегчением подумала, что темный попутчик углубляется в лес.
Вот и хорошо. Чем дальше в таком виде мы окажемся от людей, тем лучше.
Вдруг деревья расступились, Каандор взошел на холм в самом сердце леса и прислушался. Звуки города в отдалении доносились до нас и легко различались, словно Каандор мог сосредотачивать и выделять только те из них, что хотел. Дух заставил меня задышать полной грудью. Он что-то искал, умело управляя всеми органами чувств, облегчая себе задачу. Один запах сменялся другим, точно Каандор искал нужный, перебирая тысячи знакомых, и вскоре нашел: я поняла это по тому, как уверенно он рванул вперед со всех лап.
Мы бежали долго сквозь лес, пока не выскочили на дорогу. Свет яркой вспышкой ослепил глаза. Послышался визг тормозов, а за ними – звук удара. Но Каандору было все равно. Он продолжал бежать на едва уловимый запах, который мне, в отличие от духа, ни о чем не говорил.
Пока у Каандора был контроль над нашим общим телом, я чувствовала внутри эмоции, что принадлежали не мне, и старалась их распознать. Находясь внутри, мой темный попутчик не говорил со мной с помощью примитивных, на его вкус, слов. Вместо этого он открыл свою душу и позволил прикоснуться к тому, что разъедало его изнутри.
Каандор умел ненавидеть. Не меня, но нечто внутри, связывающее нас обоих друг с другом невидимой нитью. Оно отравляло нашу связь и причиняло ему боль, поэтому Каандор твердо решил с этим покончить. И сделать он это планировал сегодня. Раз и навсегда.
Пейзаж почти не менялся, а мы все продолжали бежать. Краем глаза я заметила несколько сваленных на землю деревьев. Еловый лес сменили голые стволы высоких сосен. Почему-то в этом месте я ощущала странное узнавание, и что-то подсказывало, что мы уже близко.
Не сбавляя скорость, Каандор сгруппировался, оттолкнулся что было сил от земли и перелетел через край безобразного забора. Вопреки моим ожиданиям, лапы мягко провалились в снег, смягчая последующее приземление. Уже давно стемнело, но я все еще могла различить дом, у которого мы оказались. Дом Смирновых. Именно с этого ракурса когда-то я и Никита смотрели на него осенью. На губах почувствовался мягкий вкус лимонного мармелада, и мне захотелось их облизнуть, освежая воспоминания о поцелуе, но Каандор не позволил. Он предлагал мне кое-что получше: узнать вкус мести. Подарить покой, причинив боль тому, кто запустил череду событий, которые продолжали крутиться у меня в голове, делая жизнь с каждым днем сложнее и невыносимее.
Никогда бы не подумала, что месть может быть так сладка. Каандор ослабил хватку, позволяя мне двигаться самой, точно я была несмышленым ребенком, который только учился ходить. Его поддержка была так ощутима, что я поверила в себя и решилась, начав осторожно ступать по нетронутому снегу. Кончики пальцев слегка подмерзли от того, как долго мы простояли неподвижно.
Выбранная Каандором жертва стояла спиной ко мне, среди поляны на внутренней территории дома, ничего не подозревая. С высоты волчьего роста я смотрела на вампира сквозь редкие ветки кустарника, скрытая почти целиком. Отеческим голосом в голове, точно мантра, повторялось одно и то же наставление:
«Затаись. Выжди момент. Приготовься. Прыгай».
Я хотела сделать то, то Каандор мне предлагал. Хотела причинить ту же боль, что однажды причинили мне. Выплеснуть все произошедшее на виновника и наконец отпустить. Позволить себе жить дальше и принять ту Асю, которой я стала теперь.
Ник здесь, передо мной. Новое обоняние улавливает каждый оттенок его запаха, рассказывая, где Каримов за последнее время бывал. Запах бензина перебивал яркостью мокрый чернозем, пыльцу незабудок, апельсиновый сок. Я прислушалась, пытаясь распознать последний аромат. Это был он – лимонный мармелад.
Сердце болезненно сжалось, как от застрявшего осколка из прошлого, который не способен был выудить из моей груди ни один врач.
Я любила его ровно столько, сколько ненавидела. И если первое не привнесло в жизнь ничего хорошего, то у второго был неплохой шанс.
Как бы я ни старалась отгонять от себя мысли о Никите, они всегда всплывали в течение дня. Я никогда не смогу простить то, что он сделал. Пройдет время, и у меня получится принять ошибки Марии, ошибки Кости, но не его.
