сына! И если бы ты хоть писал!..
Филипп виновато усмехнулся и перевёл взгляд на Эдварда. Тот стоял, облокотившись о кресло, но выпрямился и расправил плечи, как только заметил, что на него смотрят. Эдвард подошёл к Филиппу и протянул руку для пожатия. Он выглядел совсем взрослым, ещё взрослее, чем на голограмме, почти догнал Филиппа в росте, а в его лице прибавилось мужественности. Породистой мужественности, керрелловской, которая отражалась на всех семейных портретах: кожа с лёгким золотистым оттенком, упрямый подбородок, широкая челюсть и блестящие глаза.
— Пожалуй, я и правда давно не был дома, — сказал Филипп, пожимая Эдварду руку.
Весь вечер они провели в гостиной. Мадам Керрелл заставила сына рассказать всё, что с ним происходило за месяцы, которые они не виделись. Упираться было бесполезно, и Филипп со вздохом сел в предложенное кресло.
Нет, драконы на острове не опасны. За стеной — возможно, но он, конечно же, туда не летал. Нет, никто не пытался его съесть. Да, у него есть свой дракон, и он надеется с ним увидеться чуть позже.
Да, он участвовал в настоящих сражениях. Да, его однажды ранили. Нет, не серьёзно. Врачи работают прекрасно, и даже шрамов не осталось.
Условия, обращение — всё везде было отличным. Насколько это возможно на военных полигонах во время мобилизации. Старался вести себя достойно. Отец всё равно недоволен. Наверно, слишком много на себя брал.
Филипп усмехнулся, не веря собственным словам.
— И, если бы он тебя не сослал, ты бы остался? — Эдвард в упор смотрел на брата.
Тот перевёл взгляд на мадам Керрелл и, сжав челюсти, отвёл глаза.
— Да, остался бы.
Он не видел, как лицо матери дёрнулось. Она боялась, что, останься он, с ним могло бы случиться нечто ужасное. Что угодно. Тело вздрагивало от одной мысли, что Филиппа могли ранить. А когда он подтвердил её опасения, она едва не расплакалась. Эдвард замечал всё это, ловил каждое изменение, и от этого ему становилось не по себе. Пока брат и отец находились далеко на фронте, ежесекундно окружённые опасностью, Эдвард оставался единственным, кто мог поддержать мать. Он уезжал из Академии на недели, потому что она писала ему, звонила, и Эдвард не мог отказать.
Только когда пришла его очередь рассказывать — с комментариями матери — брату о происходившем в замке, он умолчал об этом. Филиппу едва ли было интересно. Он слушал или делал вид, что слушает, но будто находился не здесь. Правда, это не помешало ему заметить, как Эдвард тщательно выбирает слова, словно стесняясь чего-то или утаивая. А может, он специально недоговаривал, зная реакцию матери?
— Уже так поздно! — воскликнула мадам Керрелл в один момент, взглянув на часы.
Стрелки давно пересекли полночь, и, хотя никто не хотел спать, пришлось подчиниться и разойтись. Филипп снова оглядывался, думая, как можно было забыть коридоры, в которых провёл детство? В темноте они все казались одинаковыми, и только картины на стенах менялись.
— Послушай, — вдруг заговорил Эдвард. — Я завтра днём должен буду вернуться в Академию. Я и так многое пропускаю, но мама сказала, что тебя обязательно нужно встретить.
— Я бы не обиделся, — тихо бросил Филипп.
— Да, прекрасно, — Эдвард отмахнулся, — я не об этом. Я просто хотел тебя попросить… — Он остановился и вздохнул. — Давай ты попробуешь быть с ней, ну, нормальным. Будто тебе всё нравится, ты рад и никуда не хочешь уехать. И поменьше говори с ней о войне. Даже если она сама заговорит.
Филиппу стало неуютно. То ли от слов Эдварда, то ли от его взгляда, который вдруг стал грустно-напряжённым. Это было на него так не похоже, что Филипп, не задумываясь, кивнул и только потом понял, насколько сложно будет сдержать обещание.
* * *
Эдвард вернулся через месяц, и по выражению его лица сразу стало понятно, что особой радости он не испытывает. Стоило матери оставить их с Филиппом вдвоём, как Эдвард достал синернист и искры сложились в страницы учебников: приближалось лето, а вместе с ним и экзамены.
— Ты бы мог остаться в Академии и спокойно готовиться, — сказал Филипп, глядя на то, как Эдвард морщит лоб, вчитываясь в не очень удачное изображение: искры трепыхались, и маленькие буквы было трудно разобрать.
— Не мог бы, — отозвался Эдвард. Пару секунд он молчал, а потом резко повернулся к брату. — Понимаешь, я не ты. Я не могу наплевать на всё просто потому, что у меня есть дела важнее. Сегодня собирается звонить отец, и мама сказала, что нам нужно быть здесь всем. Как я мог ей отказать?
Он закатил глаза и вернулся к чтению. Филипп напрягся и задумчиво почесал подбородок. Злые слова Эдварда уже успели отойти на второй план — он думал только об отце. Он не разговаривал с ним с тех пор, как вернулся домой, да ему и не хотелось, но было кое-что, что Филипп так и не сказал. Важная вещь, ответ на которую он мог предугадать, но всё же хотел попытаться. Быть может, отец остыл…
Большой хрустальный шар стоял на столе в центре зала. Эдвард держал руки на энергокамнях, которыми была усыпана золотая подставка, и сосредоточенно вызывал отца. Если тот откажет, дым посереет.
Филипп перевёл задумчивый взгляд на мать. Она сидела как на иголках, боясь, что разговор сорвётся, и её волнение передалось и Филиппу. Если он не скажет сейчас, то, возможно, не сможет этого сделать вообще. Струсит или уверится в предположениях… Но если реакцию отца он ещё мог предугадать, то матери — нет. Филипп не говорил ей о своих планах, не советовался, потому что рассказал по приезде столько ужаснувших её вещей, что ещё одна могла бы стать последней каплей. Но сейчас было самое время.
Наконец дым побелел, и из выбившегося из него луча выплыло изображение Элиада Керрелла.
— Здравствуй, отец, — весело проговорил Эдвард и ушёл на место.
— Добрый вечер. — Элиад окинул семью взглядом. — Рад, что вы все в сборе.
— Нам будет ещё лучше, Элиад, как только ты вернёшься, — с надеждой проговорила мадам Керрелл.
Элиад посмотрел на жену, которая подалась вперёд, чтобы её было лучше видно, тяжело вздохнул и поднял бумаги.
— Не думаю, что я смогу вернуться скоро. Пришло время для важных операций по всему фронту. Ещё пара месяцев — и всё закончится. Но сейчас я должен находиться ближе к командованию, чтобы координировать действия войск.
Мадам Керрелл улыбнулась, стараясь выглядеть понимающе, и откинулась на спинку кресла, чтобы муж не видел, как лицо её исказилось от волнения
