Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 95
и Томас Бернхард. Зацикленно-маниакальный стиль Бернхарда оказал наибольшее влияние только на мои поздние работы. Это самое простое и, возможно, самое честное объяснение, которое я могу дать использованию повторений. В какой-то момент они просто сделались частью моего стиля, а вовсе не были взяты на вооружение сознательно. Подобный процесс становления я прошел и в музыке – ассимилируя качества других исполнителей и приемы различных музыкальных направлений.
Что касается процесса написания моих рассказов, то я очень мало дорабатываю свои тексты после того, как они уже написаны. Однако, если мне представится возможность, я всегда внесу изменения в рассказ, иногда – спустя десятилетия, как я сделал с историями из моих первых трех сборников, опубликованных в переработанном виде в «Сабтеррейниан Пресс»; позже эти новые версии и стали окончательными, каноническими. А так, конечно, что написано пером – не вырубишь топором.
ФУЗАРИ: Во многих ваших историях рассказ ведется от первого лица, и личность рассказчика зачастую стирается или трансформируется неким внешним воздействием. Является ли это попыткой «выразить невыразимое» – то есть становление человека той марионеткой из плоти и крови, которой он, по-вашему, является?
ЛИГОТТИ: Честно, не знаю, что и сказать. Я не осознавал, насколько сильно меня волнуют личности моих персонажей, пока мне на это не указали другие. Конечно, в самом себе я осознавал определенные изменения в отдельно взятые моменты жизни – особенно во времена эмоциональных и психологических кризисов. Иногда эти изменения оставались со мной навсегда. Я точно не считаю себя обладателем сильной внутренней идентичности, не верю, что кто-то обладает чем-то подобным, вот почему мне сложно принять то, что люди называют «эго» – нечто, проявляющее свободу воли. Как мне кажется, просто есть среди нас те, кто лучше других ощущают непрерывность своих настроений и эмоций – отсюда, возможно, и происходит их вера как в себя, так и в свободную волю.
ФУЗАРИ: Вы все еще играете на гитаре? Я вот – да, но только как любитель. Можете ли вы рассказать что-нибудь о своих любимых гитаристах?
ЛИГОТТИ: Да, я все еще играю на гитаре, покупаю гитары и слушаю гитарную музыку, когда на меня находит настроение. Я восхищался многими гитаристами на протяжении десятилетий, начиная с виртуозов шестидесятых, таких как Эрик Клэптон и Джимми Хендрикс. Недавно я сходил на один из концертов «Кроссроудс», которые Клэптон организует каждые три года, чтобы профинансировать центр реабилитации наркоманов и алкоголиков. Для меня кульминацией действа стало исполнение Стивом Уинвудом своей песни «Мистер Фэнтези». Его соло в этой песне заслуживает признания как одно из лучших в истории рока, по моему скромному мнению.
С 1990-х годов я стал больше интересоваться чисто инструментальной музыкой в пику вокальной. Философы, композиторы и музыковеды уж долго спорят об относительной ценности одной формы композиции по сравнению с другой. Я предпочитаю настроения, вызванные первым, всем тем эмоциям, что вызваны вторым. Учитывая мой анамнез, я не могу не приравнивать эмоции любого рода к страданиям. Полагаю, в какой-то степени это справедливо для всех нас.
Хотя я ценю акустику, все же больше меня привлекают ансамбли из трех-четырех человек, исполняющие музыку на электрогитарах. Почти все гитаристы в этих группах неизвестны среднестатистическому поклоннику музыки, но являются почти культовыми фигурами в своем жанре, будь то джаз, рок-н-ролл, серф или что-то еще. Так совпало – раз уж я даю интервью для итальянского издания, обязан это упомянуть, – что совсем недавно я пришел в восторг от инструментального трио «Гуано Падано», порекомендованное мне другом. Гитарист в нем – Алессандро Стефана; его игра сочетает в себе множество стилей, от серфа до джаза и тем из саундтреков к фильмам. Хотя может показаться странным, что автор рассказов ужасов и пессимистической, квазифилософской литературы занимается гитарной музыкой или чем-то еще, кроме убожества мира, правда? На это могу лишь одно ответить – и об этом все и так в курсе: жизнь полна соблазнов, которые заставляют всех нас бегать в довольно быстром темпе, по крайней мере – пока. Будет ли это продолжаться и впредь, как для отдельных людей, так и для вида в целом? Остается только гадать.
Интервью для итальянского издательства «Il Saggiatore» (2016)
«IL SAGGIATORE»: Что, по-вашему, самое ужасное в человеческом состоянии?
ЛИГОТТИ: Сначала я должен признаться, что у меня чрезмерно болезненный темперамент и, возможно, я более чувствителен к тому, что «ужасно» в человеческом состоянии, чем большинство людей. Я не знаю, родился ли я таким или позже развился таким образом. В своей серии лекций, опубликованных под названием «Разновидности религиозного опыта», американский философ и психолог Уильям Джеймс разделил людей на две группы: те, у кого «здравый ум», и те, у кого «больная душа». Большинство людей, вероятно, попали бы куда-то между категориями Джеймса, если предположить, что в них есть какая-то обоснованность. Я же чувствую, что они в значительной степени обоснованы, и что мое место – с больными душами. Я не особенно рад и не горжусь тем, что принадлежу к этому племени, пусть даже Джеймс приписывал им более точный взгляд на жизнь, чем людям со здоровым мышлением. Такое обостренное понимание – скорее проклятие, нежели экзистенциальный дар. Настоящим даром было бы обладать властью убегать от самих себя, потому что именно в наших собственных умах и телах происходит нечто ужасное. Но для этого потребовались бы сверхчеловеческие способности. В моем собственном случае я бы многое отдал только за то, чтобы быть уверенным в спокойном сне каждую ночь. Для меня хаос и ужас снов представляют собой самое ужасное в человеческом состоянии – потерю всякой связи с тем, что рационально и жизненно. Во сне человек в некотором роде безумен. В жизни бывают редкие моменты, когда кажется, что мир вокруг сошел с ума; но уж если попадаешь в капкан сна – можешь быть уверен, что испытаешь настоящее безумие в мире, где ничто не имеет никакого смысла. И это я еще не упоминаю ночные кошмары. Иногда, конечно, нам снятся сны, от которых мы хотели бы никогда не просыпаться. Но они всегда кончаются, и это само по себе ужасно. Для автора страшных историй сны – отличная модель для по-настоящему ужасных повествований, в которых то, что, по нашему мнению, должно быть естественным образом нашей жизни, разрушается, и нас ожидает ужасная судьба, от какой мы никогда не сможем убежать. Полагаю, идея ада была в свое время навеяна снами.
«IL SAGGIATORE»: В названии вашей книги «Заговор против человеческой расы», кто
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 95
