режим бойкота дешевых и уже ставших привычными товаров, поставляемых к ним. Эвакуацию на родину, а также дублирование производственных мощностей у себя дома, они просто сами не вытянут по финансовым соображениям.
На провокационный вопрос сербского представителя, высказанного в совершенно не завуалированной форме, он хотел было брякнуть: «Да кого угодно, только не эту воинственную лесбиянку Брнабич!»,[113] но вовремя прикусил язык. Общепринятые правила дипломатического этикета не позволяли Афанасьеву прямо и честно заявить о своей позиции, ибо это можно было бы расценить как вмешательство во внутренние дела суверенного государства. К тому же откровенности мешало присутствие посторонних лиц, которые тоже могли это расценить по-своему. Поэтому, вместо тех слов, что вертелись у него на языке, он завел разговор в общепринятом ключе, заявив, что Россия очень ценит дружбу со своим балканским братом и значит в соответствие с этим готова работать с любым сербским лидером, поддерживаемым народом. Правда и здесь не преминул вставить маленькую шпилечку, слегка посетовав на не всегда понятную Москве политику прежнего президента, тем не менее выразил надежду, что новая власть в дружественной стране будет более четко формулировать свои устремления. А в заключении добавил, что Россия была, есть и будет союзником Сербии, и пойдет в своих союзнических обязательствах настолько далеко, насколько это позволит сама балканская республика, но только после изложения ею четкой и недвусмысленной позицией по отношению к странам НАТО и ЕС в целом.
Беседа с представителями продолжилась еще около получаса и, судя по тому, как к концу встречи делегаты уже не скрывали, несмотря на причину, собравшую их в этом месте, своих улыбок, результаты встречи удовлетворили все стороны. А представитель Казахстана даже прозрачно намекнул, что подобные встречи представителей евроазиатского сообщества, могли хотя бы и на уровне послов аккредитованных в Москве закрепить традицию регулярных собраний для сверки позиций и выработке общего мнения по тем или иным животрепещущим вопросам. Его предложение было одобрено всеми собравшимися, поэтому, не мешкая, следующую конференцию назначили через три месяца.
Уже когда все послы разошлись, полностью удовлетворенные итогами заседания, Мария Хазарова подошла к Афанасьеву, чтобы поздравить того с дебютом:
— Не понимаю, — сказала она, кокетливо улыбаясь, — и зачем вам министр иностранных дел, если вы и так хорошо справляетесь с международными переговорами?
Было видно, что она опять напрашивается на комплимент.
— Ну уж нет, дорогая Мария Владимировна, я ни за что не откажу себе в удовольствии видеть вас на еженедельных докладах перед Президиумом Высшего Военного Совета по текущей обстановке в мире.
— А вы оказывается Валерий Васильевич, еще тот гусар?! — подмигнула она ему.
— Танкист, голубушка! Танкист!
Тучков подошел к Афанасьеву и тихо сказал:
— Ребята только что доложили, что объект, о котором мы с вами говорили — задержан и препровожден на одну из конспиративных дач для предварительного допроса и иных необходимых следственных мероприятий.
— Спасибо, Николай Палыч! Вы опять нивелируете мою нерасторопность, ответил он ему, пожимая крепко руку.
Выйдя в коридор, члены Президиума договорились встретиться завтра вечером, по итогам проверки членов Высшего Военного Совета. Первыми откланялись Барышев и Костюченков. Тучков, отведя в сторонку Хазарову и Юрьева, уточнял на завтра детали их будущей проверки. Время на часах показывало уже почти 20.00 без каких-то минут. Афанасьев, Рудов Михайлов и Вальронд стоя в сторонке, ожидали конец инструктажа, чтобы прихватить с собой Юрьева. Тучков долго не заморачивался с объяснениями, поэтому вскоре Юрьев присоединился к теплой компании, а жандарм, подхватив под руку почти министра, поспешил к ожидавшей их машине.
— Иваныч, — обратился Афанасьев к Рудову, — тебя куда подбросить? До дому?
— Да. На Смоленский бульвар, к семиэтажке, что напротив МИДа.
— А вам, Борис Иваныч куда?
— Мне тоже в Хамовники, только чуть подальше — Комсомольский проезд 38.
— Да это же совсем недалеко от Минобороны! — тут же сообразил Рудов. — Ну, повезло! И на работу далеко ходить не надо.
— Так я потому на такси и приехал, а мог бы и вообще пешком, — согласился Юрьев.
— Борисыч, — обратился Верховный уже к адъютанту, — пока мы свои грузные от тяжкой работы тела перемещаем вниз, не торопясь и отдуваясь, ты по-молодецки сбегай к конвою и обговори маршрут: Смоленский Бульвар — Комсомольский проезд 38 — Ефремова 17.
— Есть обговорить! — щелкнул каблуками Михайлов.
— Значит мы все с вами из одного района?! — по-детски обрадовался Юрьев нежданному землячеству.
— Ненадолго. Скоро вы разлетитесь опять по официальным резиденциям, — ехидно улыбнулся Рудов.
— Это почему же это? — удивился Афанасьев, аккуратно перебирая ногами по крутым ступенькам дворца.
— А потому что хватит мучить несчастных «лютиковцев». У вас нет никаких условий для нормального функционирования охраны. Вы-то сейчас уляжетесь в теплые постельки, а им бедным до утра на броне кемарить, — доходчиво объяснил бестолковым соратникам «пруссак».
III
Уже на выходе из Дома Союзов нос к носу столкнулись с Его Святейшеством Патриархом Нафанаилом. Тот как раз в окружении синклитиков намеревался посетить траурное мероприятие, или может просто хотел встретиться с новым властителем одной седьмой части суши, а доброхоты донесли, что есть удобный повод для этого. Первым пришел в себя от неожиданной встречи, по крайней мере, для одной из сторон, Патриарх. Выставив надухмяненную пахучими притираниями холеную руку с унизавшими ее перстнями, он елейным голосом укоризненно заблеял:
— Напрасно сыне мой, ты пренебрег нашим пастырским благословением, прежде чем водрузить на чело свое венец вышней власти! Гордыня сие и паки того реку — гордыня непомерная и обуянная суетами сует!
Афанасьев не стал пожимать протянутую руку и уж тем более истово прикладываться к ней губами (кто его знает, куда он лазил этой ручищей, перед тем как совать ее в лицо?). По складу своего характера Валерий Васильевич не был ни ярым атеистом, ни таким же ярым апологетом христианства. По своей душевной простоте, которую умудрился до сих пор не растерять, он искренне полагал, что если человек называет себя верующим, то соответственно должен неукоснительно исполнять все предписываемые церковью правила и обряды. А если бегать в храм от случая к случаю, изображая из себя ходячий подсвечник, то и прикидываться верующим — только Бога оскорблять. К человеку же, стоявшему перед ним в патриарших ризах он испытывал неприязнь, хорошо зная подлинную его биографию. Поэтому он просто кивнул головой в знак приветствия, как равный равному. Афанасьев всегда считал себя серьезным и уравновешенным человеком, но тут, словно бес какой толкнул под локоть и в его усталых от напряжения глазах вдруг заплясали чертики:
— Салют, падре!
Нафанаил буквально онемел от такого наглого приветствия. Выпучив глаза и разевая
