которой не была готова.
Он берет с тумбочки ту самую коробочку, которая разделяет нас, хотя то, что внутри, как раз должно объединять. Крутит и ловит мой взгляд.
— Знаешь, я спросил вчера и действительно не подумал… Хорошо, что ты меня остановила. Выходные получились длинные, было время все взвесить. Много чего поменялось в моей жизни. Я спросил один раз…
Я опускаю глаза на его пальцы, замечая, как он механически то открывает, то закрывает коробочку, и снова ищу его глаза. Только теперь мне страшно. Он не выглядит счастливым и влюбленным. Так не делают предложение. Так его забирают.
— И я больше не буду тебя спрашивать, хочешь ты или нет.
Внутри все в вдребезги. Сердце замирает, а в глазах даже слез нет. Я просто не понимаю, почему? Хочу задать вопрос, а в горле, как заслонку закрыли и приказали молчать. Миша встаёт и, прицелившись, отправляет бархатную шкатулочку с моим кольцом прямо в урну. Четко. В цель. Как будто тренировал это целое утро.
Я же согласна была…
35
Миша обходит мою кровать и наклоняется, чтобы поцеловать в лоб. Так прощаются …?
— Миш, — я цепляюсь в его руку, когда наконец оцепенение с голоса спадает и могу говорить, чтобы остановить. А следом чувствую, как где-то внизу он надевает на мой палец кольцо. Глазами туда и не понимаю, как..? Он же выбросил…
— Дурак, — вырывается само собой. Больно от того, как прикусила себе губу, чтобы не заплакать сейчас. — Мне же нельзя нервничать.
— Я все контролировал, — усмехается и оставляет следом поцелуй на губах. — Тебе нельзя давать право выбора. Ты всегда делаешь неправильный и обычно ошибаешься. — Миша усаживается на край кровати, переплетая наши пальцы. Водит указательным пальцем, как будто хочет, чтобы кольцо отпечаталось на коже навсегда. — Ты выходишь за меня замуж. Мы распишемся, как можно раньше. Свадьбу, такую как ты захочешь, отпразднуем позже, когда с твоим здоровьем и ребенка будет все в порядке. Я принимаю тебя с твоим прошлым. Ты меня с моим. Что бы мы ни делали раньше, так было надо, чтобы встретиться сейчас тут. Поняла?
— Я согласна, — шепчу и тяну его на себя. Сначала хочу поцеловать, но потом просто обнимаю. Понимаю, как мне не хватает именно его объятий, чтобы чувствовать себя счастливой. Достаточно, чтобы он просто был всегда рядом.
— Еще бы ты была не согласна…
Его губы наконец находят мои. Я в этом кольце как под его защитой. Как амулет мой маленький, что все будет хорошо.
— И чтобы вопросов, как я буду воспитывать чужого ребенка, я больше не слышал.
— Хорошо, — шепчу в ответ.
— Я не могу любить только часть тебя, как и защищать только часть. Просто помни об этом.
Я тяну его на себя, чтобы лег рядом. Пока Миша разувается и ложится, я еще раз смотрю на кольцо на своем пальце. Нельзя было сомневаться в нем. Он вроде и не рассыпается в обещаниях и не поет оды, но с ним надежно и он не будет прятаться за кем-то и манипулировать чем-то, решая свои проблемы. Теперь уже и мои.
— Миш, а ты расскажешь мне о себе. Фраза “ты принимаешь меня с моим прошлым, я тебя с твоим” меня заинтересовала. Я ведь ничего про тебя не знаю. Хотя ты про меня практически все.
— Расскажу, но в другой раз.
— Обещаешь?
— Ага, — улыбается и дополняет: — лучше после того, как распишемся.
— Ты меня пугаешь, — я хочу сказать это серьезно, но его полуулыбка заставляет улыбнуться тоже.
— Не бойся, — таинственно шепчет…
И я понимаю, что сейчас не время для душевных разговоров.
— Кстати, так, что за секретарша новая, ты Веронику вернул?
— Нет, женщина в возрасте, интересов на меня не имеет, кроме одного. — Его тон сменяется на серьезный и он перестает улыбаться. — Чтобы у нее быстрее появились внуки. Это моя мама. — Говорит, наблюдая за моей реакцией и снова смеется.
Я облегченно выдыхаю, а в следующую секунду хочу дать ему по голове.
— Мама? Ты никогда не говорил про свою маму. — Я вспоминаю слова Алисы, как говорила, что его мама болеет, но пока не решаюсь затронуть эту тему. Ему виднее. — Она знает про меня?
— Знает.
— А если…? Ты так смело говоришь ей о внуках.
— Ты опять? — Я отрицательно киваю головой, с другой стороны, если даже ребенок будет не Мишин, жить я буду с ним, а не с его мамой. — На счёт Алисы. Она любит, оказывается, влезть, куда не просят. Но я знаю, что она это делает не со зла. Я когда-то говорил, я не могу решить за вас ваши проблемы. Я дружу и с Алисой, и с Марком. С тобой я буду жить. Они на самом деле близкие для меня люди и тебе придется с ней ещё раз спокойно поговорить и помириться. Если бы… я б купил вам пару бутылок вина, запер, и не выпускал бы, пока вы не поговорите и не простите друг другу прошлое. Никто из вас не сделал ничего такого уж криминального. Ну вспылили, недопоняли, бывает, надо спокойно разобраться и помириться.
Я пока сомневаюсь, что мы когда-нибудь сможем спокойно с ней поговорить, но Мише об этом не говорю. Лучше, чтобы он сам все увидел.
* * *
Следующие пару дней я виделась только с Мишей, тетя Нина куда-то пропала, но исправно звонила. Даже мама заехала и предупредила, что отец уехал в Китай на неделю. Алиса тоже не объявлялась. С одной стороны, я вздохнула. А с другой — теперь появилась дыра. Непонятная. Когда человек уходит вот так. Все так повернулось, что теперь я чувствовала себя виноватой. Потому что все больше мне казалось, что она не врала.
Миша предупредил, что мы снова меняем клинику, поэтому появился накануне, чтобы собрать мои вещи. Хоть он и не показывал, что что-то не так, но его внешний вид говорил об обратном. Его темная одежда навевала грусть. Да и сам был не
