которое увидела в пруду. Она рассказала Хабрит о крысиных укусах и канализации, и о своей встрече с трессимом. Ещё она рассказала Хабрит о странном виде хулорна и волшебном появлении Поцелуев Сьюн, аромат которых, похоже, особенно интересовал диких эльфов. Когда она закончила, Хабрит вся дрожала от волнения.
- Ты знаешь, как называют это растение эльфы? – спросила она.
Лараджин молча покачала головой.
Хабрит произнесла два слова на текучем языке, потом перевела:
- На всеобщем это название звучит как «Сердце Ханали». Они также священны для эльфийской богини красоты, Ханали Селанил. Золотые пятна на листьях – это её символ. Говорят, что такой аромат исходит от жрецов Ханали, когда они творят свою магию.
- Я не жрица, - возразила Лараджин, - и я хожу в храм Сьюн.
- Сьюн и Ханали соперничают за любовь и привязанность смертных, но у них есть кое-что общее: священный источник Вечного Золота. Богини могут спорить о том, кто красивее – люди или эльфы, и часто пытаются увести последователей друг у друга – особенно полуэльфов – но состоят в дружеских отношениях. Смертный может поклоняться им обеим – и получить благословление обеих.
У Лараджин голова шла кругом.
- Ты хочешь сказать… что я благословлена? Эльфийской богиней?
Хабрит кивнула.
- И человеческой. Это приводит нас к другой теме: к твоему человеческому отцу.
- Кто… кем он был?
- Кто он такой, ты хочешь сказать, - поправила Хабрит. – Никто иной, как твой хозяин: Тамалон Ускеврен Старший.
Лараджин покачнулась и схватилась за прилавок.
- Мой хозяин? – спросила она. В словах Хабрит был смысл. Неудивительно, что Тамалон Старший так разъярился при мысли о романе между Талом и Лараджин. Тал был её братом – по отцу, по крайней мере, как и младший Тамалон. Госпожа Тазиенна приходилась Лараджин сестрой. Неудивительно, что они были похожи!
Теперь Лараджин поняла, почему её не прогоняли с работы служанки, несмотря на отрицательные отзывы господина Кейла. Почему мастер послал агентов, чтобы вернуть её, когда она последовала за Дируго.
И всё равно Лараджин было трудно поверить, что старший господин – её отец. Тамалон Ускеврен был важным, уважаемым человеком знатного происхождения и безупречного характера, который любил и уважал свою жену. Что могло заставить его переспать с варварской эльфийской девой?
- Твоя мать была красивой женщиной, - сказала Хабрит, - такой красивой, какой тебе лишь предстоит стать, когда ты отыщешь свой путь. Её народ уважал её, пускай даже она приняла в себя человеческое семя.
- Поэтому эльфы от меня отказались? – спросила Лараджин. – Потому что я наполовину человек?
Хабрит покачала головой.
- От тебя не отказывались, - сказала она. – Тебя забрал Тамалон. Теперь дикие эльфы хотят тебя вернуть.
- Вернуть? – хрипло спросила Лараджин. – Куда? И зачем?
- В Сплетённые Древа, - ответила Хабрит. – «Зачем» – вопрос, на который я пытаюсь найти ответ.
Лараджин взглянула на Хабрит по-новому. Пожилая женщина представляла из себя больше, чем казалось на первый взгляд. Она знала вещи, которые не могла знать простая пекарка.
Хабрит кивнула и потеребила полумесяц, висевший у неё на шее.
- У меня есть друзья. Я задаю вопросы и слышу сплетни. Ответ скоро появится.
Лараджин поняла, что она должна была понять, на что намекает Хабрит – полумесяц что-то означал. Но она понятия не имела, что.
Рука Хабрит упала. Она пошарила за прилавком, достала перемену одежды и сунула её Лараджин.
- Снимай свою униформу, - приказала она, - и надень это. Это их запутает. Жди здесь и никому не открывай. Я поговорю с парнями, которые тебе досаждают, и вернусь.
Лараджин держала одежду в руках.
- Но…
Хабрит прижала палец к её губам. Потом улыбнулась.
- Поговорим, когда я вернусь, - сказала она. – Не забудь запереть дверь.
* * * * *
Переодевшись в одежду, которую вручила ей Хабрит, и выждав несколько мгновений, чтобы тётушка не увидела, как она покидает лавку, Лараджин направилась в Охотничий сад через канализацию. На этой раз ей не встретилось никаких чудовищных крыс. Единственное, что замедляло её шаги – чересчур буйное воображение. Каждый всплеск позади неё казался шагами эльфа в зелёном плаще. Она не раз резко оборачивалась, сжимая в кулаке нож из пекарни Хабрит, чтобы встретить простую тень.
Внутри сада она поспешила туда, где в последний раз видела трессима. Он мяукнул в ответ на её зов – но так слабо, что Лараджин едва расслышала.
Крылатый кот лежал в корнях дерева и едва поднял взгляд, когда Лараджин погладила его шерсть. Он казался ещё более измученным, чем два дня назад, шерсть была косматой и мокрой, а перья на крыльях – потрёпанными. Большой нарыв над сломанной частью крыла сочился гноем.
- Ох, котя, - сказала Лараджин с проступившими в глазах слезами. – Я должна была вернуться раньше. Мне так жаль.
Она коснулась рукой нарыва на крыле трессима. Тот был горячим, хотя животное дрожало. Трессим тихо зарычал, но и только.
Лараджин хотела подобрать животное и отнести его в храм, но боялась, что трессим умрёт, если она его потревожит.
Поэтому она сделала единственное, что могла: стала молиться. Сначала Сьюн, потом Ханали. Она умоляла любую из богинь спасти трессима, не позволить этому прекрасному существу погибнуть.
Лараджин почувствовала какой-то слабый аромат: Поцелуи Сьюн. Или, как она узнала, Сердца Ханали. Цветка нигде не было видно. Охотничий сад был покрыт снегом. Но аромат становился сильнее, как будто неожиданно расцвели дюжины крохотных цветков в форме губ.
Трессим замурчал. Лараджин встревожено взглянула на него, помня о бабкиных историях, в которых коты мурчали перед смертью. Она с изумлением увидела, что шерсть трессима стала выглядеть лучше, а нарыв на крыле уменьшился.
Но самое удивительное – её руку, лежавшую на нарыве, охватило красновато-розовое сияние. Оно потекло с пальцев девушки в трессима, пульсируя с ровным ритмом собственного сердца Лараджин.
Она сглотнула своё изумление. Если это была магия – если она действительно направляла силу богини – Лараджин не хотела её потерять. Она сосредоточилась на раненом трессиме, вложив всю свою волю до последней капли в желание, чтобы он выздоровел и поправился.
Лараджин услышала направляющиеся в её сторону голоса. Один из них она узнала – хулорн. Инстинкты твердили ей бежать, но она продолжала фокусироваться на трессиме, пытаясь игнорировать приближавшуюся опасность. Единственным признаком её растущей паники была слабая дрожь в руках.
Наконец она услышала то, что
