там быть, - отозвался Гедимин, укладываясь на пол. – Командир станции спит там, где он нужен. А в жилых корпусах сейчас свалка из крысиного барахла и радиоактивная пыль, крысами же притащенная. Спи тут, знорк, хоть не засветишься…
За ночь «Идис» несколько раз заглянула в сны Фрисса – осторожно и ненадолго, и ничего не сказала ему. Он даже рад был, что станция общается с Гедимином, а не с ним. Кажется, они друг друга понимают. Вот пусть ему она и снится!
Видимо, ночью сармат и станция обсудили многое: Фрисс ещё не успел проснуться, а Гедимин уже нашёл по указаниям «Идис» один из немногих уцелевших скафандров. Почти все они были испепелены вместе с чудищем, в которое превратились сарматы… Эа-мутация очень заразна, станция хотела обезопасить тех, кто её, возможно, найдёт, от этой чудовищной болезни. Сохранилось всего несколько защитных костюмов, запрятанных в тайники.
Этот скафандр был окрашен в цвета станции – тёмно-синий, с оранжевой надписью на спине, причём надпись была тлакантская. Сарматы Исгельта не знали Шулани, тогда этой письменности просто не было. Фрисс немного надеялся, что удастся восстановить скафандр «Флана», но крысы изодрали его в клочки, оставалось только сжечь.
- Спасибо, Гедимин, теперь я смогу приходить к тебе на станцию, - сказал Фрисс, забравшись в новую защиту. – Разрешаешь? Не пристрелишь меня на пороге, как крысу?
- Фриссгейн, я действительно такой отморозок, каким ты меня рисуешь? – сармат даже обиделся. – «Идис» будет защищать тебя, как меня, везде, куда дотянется. А я тебе всегда рад. Приходи. Будем запускать альнкиты без помощи техники и находить в канализации залежи урана и тория. Или ещё что-нибудь сотворим.
- Конечно, сотворим. Ещё и не такое! Гедимин, а если ещё что-то потерялось пять тысяч лет назад, и весь ваш народ не может это найти, зови меня – такие приключения нельзя пропускать! – обрадовался приглашению Фрисс.
И всё-таки что-то тревожило Речника – теперь, когда призраки Старого Города отступили, а изыскания Гедимина успешно завершились, он вспомнил о летящем времени и о войне, так и не завершённой до его отбытия в Город. Что там творится, в Энергине, в Замке, в Фейре, на Истоках Канумяэ? Фрисс заторопился домой, на Реку, в мир живых…
У Гедимина тоже были дела, в которых Речник уже не мог ему помочь. Огромная сложнейшая махина – полностью в его власти, и соскучившийся за века дух-хранитель, и горы крысиных трофеев и запасов – кто знает, какой опасности и ценности?
- Хранитель за меня дезактивацию не проведёт, - вздохнул Гедимин и снова повесил сфалт на плечо. – Пойдём в убежище! Заберёшь свои вещи, а я заберу свои и провожу тебя до стены.
Речник с радостью согласился, и они снова вышли на улицу Старого Города – последний раз в этом году. Серые тучи висели над руинами, их клочки цеплялись за высокие башни и трубу станции, холодный ветер свистел в провалах окон, а ирренций еле заметно мерцал в тёмных закоулках.
- Твоя станция этот город очень украсила, - заметил Речник. Больше ни к чему было тихо говорить и прижиматься к стенам, прятаться и убегать. Никто в этом городе не мог причинить им вред. Они прошли по Восточной улице, и по Сарматской (кто знает, может, стараниями «Идис» она снова оправдает своё название?), и мимо загадочного здания, отмеченного «Энергией Атома» (как Фрисс жалел, что излучение там слишком сильно, а его скафандр недостаточно надёжен!), между притихшим космодромом и селением Фойстов… На Площади Победы одинокий Фойст, обезумевший то ли от жажды крови, то ли от страха, напал на Фрисса – и рассыпался пеплом, сожжённый невидимыми лучами «Идис». Речник даже не успел достать обломки мечей.
Когда пришло время сворачивать в переулки, Фрисс остановился и долго смотрел на мёртвые дома. Улица Брайана Вольта, славного исследователя миров и народностей – для людей, первооткрывателя ирренция – для сарматов… Речник уже немного к ней привык.
И укрытие, столько дней спасавшее от крысиных зубов, когтей Фойстов и смертоносных лучей… Фрисс подобрал потрёпанный спальный кокон – пользоваться им уже нельзя было, слишком долго он лежал в мёртвом городе, даже самое «чистое» место которого не свободно от сияющей пыли. Его пришлось сжечь. Снова Речник вымок в резко пахнущих растворах (большую их часть Гедимин собрал – они ещё нужны были ему, чтобы отмывать станцию) и там же прополоскал травяные оплётки – в них предстояло возвращаться. «Чтобы весь ирренций этого города остался здесь,» - так сказал Гедимин, оглядывающий убежище с некоторой тоской.
- И уходить не хочется, - вздохнул Речник, устраиваясь на рилкаровой плите, под которой давно не было Би-плазмы и полусобранных сарматских украшений. – Наверное, даже по этой слизи без вкуса и запаха буду скучать!
- Любитель ненаправленных мутаций, - хмыкнул Гедимин. - Ладно, давай сюда свой толчёный мутаген… Как он там называется – куана?
Фрисс отдал ему все остатки куаны из кошеля для пряностей и пожалел, что так мало купил. Он уже и не ждал, что сармата заинтересует людская еда… От других пряностей Гедимин отказался. Изыскатели сидели в укрытии, смотрели на руины и серое небо, ели Би-плазму с приправами… Речник подозревал, что до самой смерти не забудет весь этот поиск.
- Я забыл отдать тебе кое-что, Фриссгейн, - Гедимин достал из-под брони какие-то предметы, поместившиеся в его кулаке. – Это не станция и не альнкит, этим не надо управлять, но этой энергии хватит тебе, твоим родичам и союзникам на несколько веков, хоть бы вы начали плавить сталь или обогащать уран. Штуку эту нашёл ты, а я зарядил её… это не содалит, Фриссгейн. Это реакторный накопитель с «Идис». Возьми.
- Реакторный накопитель? – эхом повторил Речник. Сармат держал в руке тот самый обломок, который Фрисс подобрал в своё время на заводе. Блеклый камешек налился
