И Тейра одежда не делает, продолжала она размышлять, а показывает, какой он. Она то и дело радостно косилась на него, даже когда благоговейно склонила голову. Его брачный наряд она увидела лишь сегодня – плод заговора между ним, Рубертой и портным. А вот штуку шелка они из бережливости купили одну на двоих, и поэтому его зеленая туника гармонировала с ее распашным платьем. Однако искусный портной сумел заложить подобающее число складок. Благодаря его прямой осанке скромная отделка рукавов и нижнего края позументами выглядела не простенько, а изящно. А сколько знатных сеньоров с тощими кривыми ногами позавидовало бы крепким икрам, которые белые шелковые чулки обтягивали без единой морщинки. Новые блестящие башмаки, а что у него всего одна пара сапог, другим знать не обязательно. Его белокурые волосы были убраны под щегольской головной убор из темно-зеленого сукна с позолоченной бляхой работы самой Фьяметты. «Кусайте пальцы от зависти, монтефольские дамы! Он мой!» Свое обручальное кольцо Фьяметта тоже отлила сама – но на этот раз без заклинания – с маской львицы. Ее крохотные золотые зубы сжимали ограненный зеленый камешек, позаимствованный из глаза серебряной змеи-пояса. Он, как и его пара, оказался при проверке настоящим изумрудом. Ну а целомудренная змея пусть пощурится, пока она не соберет деньги купить замену. Фьяметта чуть повернула руку, чтобы изумруд сверкнул, и наклонила голову ниже, пряча гордую усмешку.
Они повернулись принимать поцелуи, объятия и горячие поздравления свидетелей – кто уж как Лоренцетти, нотариус, пожал им руки. Тич чмокнул ее в щеку. Руберта обняла всех, утирая глаза. Мать Тейра схватила Фьяметту за обе руки и одарила ее ласковой улыбкой, хотя в полных слез глазах все еще пряталось пытливое сомнение. Время рассеет это сомнение, заверил Монреале Фьяметту в беседе с глазу на глаз. И потому Фьяметта улыбнулась в ответ, уповая, что так оно и будет.
Тич самолично доставил вдову Окс из Бруинвальда, в первый раз отправившись в путь со своими мулами. В конце концов ему удалось вернуть их – кроме двух. Без его усердных уговоров и услуг пожилая женщина, возможно, и не решилась бы расстаться с домиком, в котором прошла почти вся ее жизнь, и отправиться в путь, суливший и печаль и радость – на могилу одного сына и на свадьбу другого. Тейр и Фьяметта с тревожным нетерпением ожидали ее приезда, так как согласились сыграть свадьбу на следующий же день. Она оказалась тихой женщиной, и было видно, как преданно она любит Тейра. Быть может, этот ее взаимный интерес с невесткой поможет им сблизиться. Его свадебный наряд явно привел ее в восторг.
Перед тем как выйти из собора, они свернули в один из приделов, которому более года назад мастер Бенефорте принес в дар несравненное распятие – Христос из белого мрамора на черном мраморном кресте, и теперь оно было приделано к стене железными скобами. В ответ капитул уважил его смиренную просьбу и дозволил установить под столпами Господа Нашего каменный саркофаг. Фьяметта не истолковала эту просьбу как дурное предчувствие, потому что сам он саркофаг так и не заказал. Камнерезчики, которых наняла она, завершили гробницу всего неделю назад, но, как бы то ни было, теперь можно опуститься перед ней на колени и возложить на нее свой свадебный букет.
– Покойтесь с миром, батюшка, – прошептала она.
К жгучему своему сожалению, ей не удалось найти смертную маску матери. Самые тщательные поиски в разгромленном доме не привели ни к чему, как и расспросы соседей, вернувших себе кое-что из украденного имущества. Даже особый талант Тейра на этот раз не помог, хотя он часами сосредоточенно обходил Монтефолью, мысленно разбив ее на квадраты. Видимо, бронзовую маску увезли из города.
«Я колдунья. И если буду искать со всей душой, я наконец найду вас, матушка, – безмолвно поклялась Фьяметта. – Когда-нибудь. Когда-нибудь».
Поднявшись с колен, она увидела, что позади нее стоит Монреале и глядит на Христа – взглядом не благочестивца, но знатока искусств, как свидетельствовали его слова:
– Чудесно. Пропорции необычны, но они притягивают глаза и мысли.
– Он, говорил мне батюшка, был изваян не с натуры, а по ниспосланному ему видению, когда он был брошен в Риме в темницу по… э… по ложному обвинению, сказал он.
– Да, он мне рассказывал. Видение, во всяком случае, было истинным, – Монреале задумался. – Ну теперь он покоится под взором, перед которым я прах. Благо ему, что у него такой хранитель. Кстати о хранителях. – Аббат обернулся к ней. – У меня есть для тебя свадебный подарок. – Из складок своего одеяния он извлек сложенный лист пергамента и протянул ей.
Она торопливо развернула похрустывающий лист, прочла и дважды подпрыгнула высоко в воздух…
– Чудесно? Мое цеховое разрешение? Теперь я могу делать и продавать не только металлические безделицы, но творить и продавать заклятия?
– Только с помощью заклинаний, проверенных и одобренных для твоей ступени, – предостерег он. – Официально ты записана как мой подмастерье, так что я отчасти несу ответственность за последствия твоих действий. Следить за тобой ежедневно, как положено мастерам, я не смогу, но не сомневайся, проверять твою мастерскую я буду часто. – Для пущего впечатления он умудрился строго нахмуриться. – И я не потерплю бенефортовских штучек, на какие был горазд твой отец!
– Конечно, монсеньер! – Фьяметта еще раз подпрыгнула и обняла Тейра. – Теперь мы потрудимся?
Тейр ухмыльнулся, разделяя ее сияющий восторг. Монреале понизил голос, чтобы слышала его она одна.
– Я говорю совершенно серьезно, Фьяметта! Мне пришлось вести себя сугубо осторожно с советом инквизиции касательно дела покойного и проклятого Вителли, чтобы ты не оказалась в нем замешанной. В отчете указано, что дух Ури сам проник в статую, в результате промаха в волхованиях Вителли. Не советую тебе вновь привлекать к себе их внимание.
– Так ведь так и было! – вполголоса возразила Фьяметта. – Я ведь не вынуждала, а только направила его.
– Я постарался не утруждать их умы столь тонким различием. Считай, что дело закончено под моим ручательством как твоего мастера, и не обсуждай его без моего разрешения. А?
Фьяметта улыбнулась:
– Слушаюсь… мастер.
Монреале кивнул с мрачным удовлетворением. Благословив всех присутствующих, он удалился: его ждали дела не только епархии, но и канцлеровские, так как он оказался главным советником герцогини Летиции в ее непривычной роли регентши при малолетнем герцоге Асканио.
Новобрачные и свадебные гости вышли под чудесные лучи утреннего солнца, заливавшего ступени собора. Руберта и Лоренцетти поспешили пешком в дом, чтобы посмотреть, как накрывают столы – она, и вскрывают бочку вина – он, до того, как там соберутся все соседи, помогавшие тушить пожар.
– Да как я могу поручить этой нанятой девчонке проследить за моими пирогами? – сердито фыркнула Руберта.
Кобольдов не пригласили. Да и после безумного вечера заклинаний и отливки Фьяметта ни разу даже не видела ни единого из этих застенчивых гномов. Однако миска козьего молока, которую она теперь ежевечерне ставила на полу овощного подвала, наутро неизменно оказывалась пустой.
