в известность своего неадекватного друга, Пожалуй, лучше всего сделать это в пятницу утром, когда Стерлинг уже исчезнет из моей жизни и я смогу всецело сосредоточиться на помощи Клементу.
А в данный момент мне следует перейти к проблеме поиска тысячи фунтов, недостающих до необходимой суммы в двадцать тысяч. Увы, это означает продажу моего любимого «фиата».
Поиск по «Гуглу» выявляет, что такую машину можно продать даже несколько дороже двух тысяч. Что ж, тогда на разницу приобрету дешевую малолитражку.
На протяжении следующего часа я обзваниваю с десяток местных торговцев автомобилями, пока не попадается нормальный, а не какой-нибудь высокомерный говнюк или мерзкий мошенник. За мой «фиат» он готов отдать «Ниссан-Микра» плюс тысячу фунтов наличными. Единственная проблема — автомобильчик будет готов лишь в первой половине четверга. Тем не менее до визита Стерлинга за долгом у меня в запасе еще останется пара часов, времени даже не в обрез.
По мере возможности уладив вопросы с Клементом и автомобилем, наконец-то могу заняться собственным похмельем, по-прежнему весьма досаждающим. Вот только единственным средством от него, похоже, является крепкий ночной сон. По крайней мере, из-за непрекращающегося дождя меня не изводят покупатели. С другой стороны, радоваться здесь абсолютно нечему.
К половине шестого вся моя выручка составляет жалкие тридцать фунтов. Так больше продолжаться не может. Не хочу остаток жизни стоять за прилавком, торговать уцененными книгами да молиться о чудесных переменах в жизни.
Клемент не единственный, кто страдает от бредовых идей.
Настало время принять кое-какую правду и о самой себе.
41
Доброе утро, среда.
Будильник прозвонил вот уже десять минут назад, а я все еще лежу в постели да созерцаю потолок. Отчасти наслаждаюсь тем обстоятельством, что от похмелья не осталось и следа, чему поспособствовали одиннадцать часов сна. Но главная причина, по которой меня не тянет выбираться из-под одеяла, это роящиеся в голове уйма идей и планов. Столько предстоит сделать — и на этот раз я могу честно признаться, что трудности меня абсолютно не пугают.
Наконец, я предпринимаю рывок в ванную, быстро принимаю душ и одеваюсь. Гостевая спальня признаков жизни по-прежнему не подает, и я стучусь в дверь.
— Подъем! Клемент, подъем!
Ответом мне служит серия нечленораздельных звуков и ругательств. Я лишь посмеиваюсь про себя и спускаюсь вниз.
Когда же Клемент соизволяет показаться на кухне, моя мисочка мюслей уже наполовину пуста.
— Доброе утро.
— Ага, типа того.
— Хорошо спалось?
— Чаю хочу, — бурчит он.
И это про меня говорят, будто я не жаворонок.
Клемент заваривает себе чай, отказываясь от моих яств на завтрак.
— Какие планы на сегодня? — интересуюсь я.
— Никаких. А ты чем планируешь заняться?
— Магазином, разумеется. У меня там уйма дел, весь день пробуду.
— Значит, придется торчать здесь.
— Вовсе необязательно. Что вы сами хотели бы делать?
— Полагаю, на зоопарк поблизости рассчитывать не приходится?
— Зоопарк? Хм, кажется, есть один в получасе езды. А что?
— Просто никогда не бывал в зоопарках.
— Серьезно?
— Да как-то собирались с Энни, но вот не срослось.
Мой первый порыв — убедить его отказаться от затеи.
Я предпочла бы точно знать, где он находится — по крайней мере, до той поры, пока мы не уладим вопрос долга со Стерлингом и он не поговорит с Джульеттой. Тем не менее упоминание Энни и моя вновь обретенная решимость обуздывать собственную манию контроля смягчают первоначальную реакцию.
— Что ж, ладно, если вам так этого хочется, могу подбросить вас до вокзала.
— И денег дашь?
— Конечно. Хотите, я распечатаю для вас маршрут и всякие детали?
— Пупсик, мне же не двенадцать, — фыркает Клемент. — Думаю, уж найду как-нибудь. Просто объясни, где это, да довези до станции.
— Да, конечно. Простите.
Определившись с занятостью на день, мы едем на вокзал. Вопреки всем моим стараниям, разговор совершенно не клеится. Клемент как будто не склонен к болтовне даже больше обычного.
На площади перед станцией я вручаю ему пятьдесят фунтов и бумажку с номером своего мобильного телефона.
— Как вернетесь, позвоните, и я вас заберу.
Клемент кивает, бурчит слова прощания и выбирается из машины.
Я наблюдаю за ним, пока он направляется ко входу на вокзал. Возле билетных автоматов Клемент достает пачку «Мальборо», затем хлопает себя по нагрудным кармана и разом сникает. Нет больше у него драгоценной «Зиппо».
Эх, лучше бы я уехала сразу же, как высадила его из машины.
Мимо Клемента проходит, попыхивая сигаретой, какой-то мужчина в костюме. Слов я, естественно, не слышу, но прохожий вдруг останавливается и достает из кармана зажигалку, которую протягивает Клементу. Прикурив, тот возвращает вещицу и благодарно кивает.
Я наконец-то трогаюсь и беру курс на магазин. На этот раз в пассажирах у меня тяжкий груз вины.
Пятнадцать минут спустя я уже стою с чашкой чая за прилавком в пустом зале. Все замыслы временно отодвигаются на задний план, пока я обдумываю утреннее поведение Клемента. При условии, что эта Энни действительно существовала, а не является очередным плодом его воображения, девушка явно значила для него очень многое.
И вот тут напрашивается один интересный вопрос. Да даже не один, а целая уйма.
Если Клемент столь убежден, будто уже умер и его отправили сюда искупать грехи прошлой жизни, следовательно, он не может не верить и в загробную жизнь. А раз таковая существует, не там ли сейчас пребывает его Энни? И если все так и есть, то, покончив здесь с делами, он снова с ней встретится, так ведь?
Тем не менее подобное заключение не вяжется с его утренним поведением. В преддверии своего потустороннего воссоединения с партнершей, как мне представляется, Клемент должен был проявлять большую словоохотливость.
Возможно, я только что выявила брешь в его бредовой сказке.
Тогда следующий вопрос: стоит ли указывать ему на данное несоответствие?
Мне требуется с полчашки чая, чтобы прийти к заключению, что идея не очень.
Помимо того обстоятельства, что хрупкое сознание Клемента может попросту не выдержать разрушения выстроенной им реальности, найдется множество объяснений, с помощью которых ему удастся с легкостью отмахнуться от выявленного слабого места. По сути, Клемент может сказать что угодно, и доказать ошибочность его доводов у меня не получится. Как-никак, вроде бы никому не известно, что происходит с нами после оставления бренного тела. Попадаем ли мы в рай или ад? А может, заново рождаемся, только уже планктоном? Или же просто прекращаем существовать, канув в вечность небытия?
От последнего варианта меня едва ли не прошибает холодный пот.
Тем не менее против любого
