но оказался еще хуже.
Гонсало воспринял эти фразы как заслуженный и ожидаемый удар кулаком в лицо, который должен был его нокаутировать, но сейчас он не позволил себе упасть на ринге. Ему тотчас пришел в голову уныло-подходящий ответ, но не было желания его произнести: «Я не осуждаю тебя за то, что ты осуждаешь меня».
– Я никогда не хотел причинить тебе боль, – вместо этого изрек он.
– А ты мне ее и не причинил, – парировал Висенте. – Я в порядке, я крепкий. Меня не так-то просто обидеть.
– Есть хочешь? – спросил Гонсало, пропустив его слова мимо ушей.
– Что?
– Я спрашиваю, хочешь ли ты есть.
– Хочу, – озадаченно ответил Висенте.
Они зашли в кафе «Немецкий фонтан» и заказали по бутерброду с ветчиной, которые были проглочены за пару минут.
– Ты знаком с Херардо Рокотто?
– Ага.
– Он тебе нравится?
– Ну, я знаком с его работами. А как человек он невыносим. – На самом деле, Рокотто был ему вполне приятен, но такой ответ он дал из мужской солидарности.
– А статью Прю ты читал? – продолжил Висенте.
– Нет, – удивленно ответил Гонсало и тут же спохватился: он мог и прочесть ее, ведь речь там идет о чилийской поэзии. Тут же вспомнил, что кто-то, кажется, упоминал при нем публикацию, автор которой, наверное, Прю. Висенте порылся в своем телефоне и показал ему статью.
– Поешь еще, пока я буду читать, – предложил Гонсало, и Висенте согласился.
– Бывает, я не голоден, но стоит что-нибудь съесть – и появляется аппетит, – признался Висенте. И заказал компот из персиков.
– Да, бывает, – согласился Гонсало. Ему нравились обычные, но при этом не банальные фразы Висенте.
Статья Прю вышла неделю назад, и о ней заговорил весь великий маленький мирок чилийской поэзии. Одни оценивали публикацию как глубокую, точную и новаторскую, другие сочли возмутительной, предвзятой, поверхностной и неудачной. Последние обвиняли Прю прежде всего в том, что она феминистка и иностранка. Кто-то предположил, что подлинный автор статьи – Херардо Рокотто, надиктовавший ее журналистке. Тогда как Пато сообщил, что Прю плохо с ним обошлась, Аурелия Бала утверждала, что та – скрытая лесбиянка, а Росабетти Муньос считала, что статья очень хорошая, но должна была быть намного подробнее. По мнению Майлза Персоны, публикация некомпетентная, а Хавьеру Вильябланку удивила ее неожиданная ведущая роль в ней. Зато Родди Годой перечитал текст пять раз в поисках своего имени и не смог смириться с тем, что его проигнорировали, но потом утешился мыслью, что это удел настоящих поэтов-экспериментаторов. В конце концов, как всегда бывает в таких случаях, неназванные поэты обиделись, а упомянутые американкой выражали степень своего согласия или даже счастья в зависимости от того, сколько раз их назвали по имени, и еще долго после этого публиковали комментарии в «Фейсбуке». Поскольку Гонсало не пользовался «Фейсбуком», он, видимо, и не читал статью Прю. Да, в ней присутствовал ряд ошибок (не так уж много), которые недоброжелатели заклеймили непростительными и которые он заметил сразу, однако ему понравились точка зрения и язык автора. И еще упоминание Висенте, благодарность за оказанную помощь, высказанная с долей нежности или кокетства («Это был Висенте Аспуруа – очень молодой и поэтому пока не публиковавшийся поэт, чья поддержка в подготовке данной статьи неоценима во многих отношениях, – он поведал мне о…»).
– Вполне, вполне, – отметил Гонсало. – Написано свежо, живо, оригинально. Прю хорошо владеет пером.
– Конечно, – согласился Висенте. – Прочитав первый раз, я мало что понял, а потом перевел статью с помощью «Гугла» и до меня дошло гораздо больше.
– Помнишь, как мы изучали английский?
– Нет.
– Ну как же, вспомни тот год, когда ты чуть не провалил экзамен по английскому языку. Тогда тебе пришлось выучить текст Sweet Child o’Mine[63].
– Не помню я, но верю, что так все и было, – сказал Висенте, словно размышляя вслух, – ведь это единственная песня на английском, которую я знаю наизусть, хотя она мне совсем не нравится.
– Мне тоже, но мы пели ее с тобой тысячу раз.
– Это когда я остался на второй год?
– Да, но не из-за английского.
– Спасибо тебе, – шутливо сказал Висенте, а потом спросил серьезно, чтобы проверить память Гонсало: – А ты случайно не помнишь, какие предметы я провалил?
– Математику и естествознание, – ответил Гонсало.
Они покинули кафе, но оба не хотели расходиться по домам, поэтому зашли в бар «Терраса» и заказали по кружке пива.
– Ты пьешь обычное или безалкогольное? – поинтересовался Висенте.
– Алкогольное. – Гонсало позабавил его вопрос. – Безалкогольное пиво никуда не годится.
Висенте закатал рукава рубашки, обнажив часть татуировки на левом предплечье. Гонсало задал себе вопрос, была ли она у Висенте в тот день в книжном магазине? Почти уверен, что не было, но предпочел не спрашивать об этом, а попросил показать поближе.
– Красиво. А зачем ты ее сделал?
– Потому что красиво.
– Рисунок выглядит свежо.
– Да, он недавний.
– Помнишь, у нас был такой же на холодильнике? – спросил Гонсало, не сомневаясь в утвердительном ответе.
– Не помню. Кажется, кораблик? – сказал Висенте. – А когда?
– Очень давно. Это был танграм. Красный магнитный танграм, я купил его в лавке в Мерседе. Мы с тобой часто играли: я собирал фигурку, а ты подходил к холодильнику и разбирал ее. Наверное, длилось это недолго, и потом части танграма затерялись.
– Нет, не помню. Какую фигурку ты собирал? Кораблик?
– Дело в том, что я составлял разные фигурки и, видимо, однажды собрал и кораблик.
Неправда, Гонсало всегда собирал одну и ту же фигурку, совмещая части танграма до тех пор, пока не получалось классическое изображение дома, а затем Висенте разбирал его. Он слукавил, чтобы воспоминание не обернулось против него, ибо ему было не вынести столько иронии, столько горечи.
– Наверняка ты помнишь то, чего не помню я, и наоборот, – вздохнул Висенте.
Фраза повисла в воздухе, как неизбежность, как окружающая среда, как тонкая мантра.
Им принесли разливного пива. После его появления и первого глотка возникла пауза, позволяющая улыбнуться друг другу или заглянуть в телефон. Второй глоток обычно длится немного дольше, а потом наступает молчание, но уже иного качества, без улыбок: после второго глотка пива никто толком не знает, как себя вести дальше. К примеру, Висенте погрузил взгляд в пивную пену, наблюдая за постепенным исчезновением мельчайших пузырьков, а потом закрыл глаза и энергично потер их. Между тем зал заполнялся посетителями, так как в тот вечер был матч Кубка Либертадорес, играли команды «Сан-Лоренсо» и «Унион Эспаньола». Официанты суетились, разнося коктейли и сэндвичи с жареной говядиной, матч стартовал. Потягивая пиво, Висенте время от времени смотрел в глаза Гонсало, а потом переводил взгляд на оседающую пену. А Гонсало продолжал говорить, не прерываясь, долго, почти целый час – он несколько раз попросил прощения, старательно, без
