Я совершенно точно и абсолютно бесповоротно запуталась. Я потерялась в своих эмоциях и чувствах, мыслях и ощущениях, страхах и сомнениях. Я напрочь перестала понимать, что происходит со мной. Признаюсь, если бы Оливер допустил рождение собственных детей, то скорее всего, подчеркиваю — скорее всего, я бы поехала за ним. Как быть с тем, что он категорически не приемлет подобный исход и отказывается от перспективы стать биологическим отцом?! Приёмные дети — это, безусловно, выход и благородное дело, но…
Я правда хотела своих детишек. Точка.
— Пусть уезжает и забудет о Габи. Пусть радуется, что живым отсюда выберется. Скатертью дорожка и попутный ветер в спину, — фыркнул папа и раздраженно передёрнул плечами.
— Никсон, это не наше дело, — благоразумно заметила мама, зная, как Диего не любит, когда на меня давят или ставят в неловкое положение.
— Дело-то может и не наше, но дочь наша! А значит все её победы и поражения, улыбки и слёзы отражаются на нас. Пусть не мы их зачали, но мы их воспитали! И я за обоих переживаю, — громче, чем нужно ответил папа и потянулся к бокалу с пивом.
— Ник, не стоит переживать, — успокоил его Диего. — Поверь, как бы не сложилась ситуация, я всегда на шаг впереди. Я не дам обидеть Габи. А если кто-то это сделает, то ему же потом будет больнее.
— Скажи, а ты его… Ну… Того? Ну, когда разговаривал с ним, то, — папа сделал непонятное движение, отдалённо похожее на удар кулаком, — показал ему наглядно, как ему будет больно, если он обидит нашу Габи?!
Я закатила глаза, мама скептически приподняла бровь, вытерев губы салфеткой.
— Более, чем наглядно, — улыбнулся Диего, и папа довольно похлопал его по плечу.
— Молодца, сын, — с гордостью произнёс он.
Боже, мальчики такие мальчики. Что двадцать два, что пятьдесят два, ей-богу! Помню, Нанни мне как-то сказала, глядя на танцующего Джастина с Нэйтом, что они (мальчики) до пенсии не меняются. Очевидно, она зрит в корень.
— Он рассудком после вашего разговора не тронулся?! — уточнила мама, положив приборы на тарелку.
— Он до этого тронулся, когда сюда приехал, — вставила я свои пять копеек и мама с грустной улыбкой посмотрела на меня.
Конечно же она всё знала о моих детских чувствах к Оливеру. Она же была всё время рядом и была свидетельницей моих переживаний, тактично не обращая особого внимания на это. Естественно, после травмы её тактичность дала сбой, и она высказалась на тему поступка Оливера, сказав, что была лучшего мнения о нём. Ещё она как-то призналась, что была уверена, что наши танцы с Оливером в итоге приведут к свадьбе с замечанием: «Уж слишком хорошо он чувствует тебя и принимает твой бешеный характер, а это крайне важно в отношениях».
— После нашего разговора у него точно всё встало на место, — улыбнулся Диего маме.
— Ладно, в любом случае мы рады, что ты победила и теперь твой трансфер не вызывает никаких сомнений, — заключила мама и я наконец выдохнула. — Диего, как твои тренировки? Когда бой? Как в Университете дела перед окончанием? — перевела мама тему, за что я была безумно благодарна.
Я сама ничего не понимала, а обсуждать это и мусолить каждую подробность нашего общения мне не хотелось. Пока Диего рассказывал о своей жизни, я вновь уплыла мыслями к Оливеру, посмотрев на стену, на которой всё было увешано моими грамотами, медалями, а на полках стояли кубки. Там же и все награды Диего. Мы их не забрали с собой в съёмную квартиру. Я не хотела этого, а мой брат никогда не кичился своими достижениями.
Ну и что мне делать с макакой волосатой?!
Если бы Оливер собирался уезжать только через месяц, как изначально планировал, то я бы смогла принять решение? Не уверена. А я вообще смогла бы переехать, зная теперь его окончательное решение насчёт детей?!
Чертовски хороший вопрос.
И вот тут меня снова пронзила та самая мысль, от которой я отмахивалась как от назойливой мухи с января месяца. А что мной, в принципе, движет, когда я задумываюсь о переезде?! Я была уверена на двести процентов, что моя детская влюбленность прошла, розовые очки с моей головы стряхнули и я повзрослела, а значит мудрости прибавилось. Особенно, глядя на Диего, хотелось надеяться, что у нас есть ген, отвечающий за это жизненно важное качество, который рано или поздно включится и у меня, заменив мою вспыльчивость.
Так вот, сегодня утром, я немножечко засомневалась в том, что чувства угасли. Совсем чуточку. Капельку. Но засомневалась.
Но!
Да здравствует женская логика, храни её боже! Я рассудила так, что раз я не готова всё бросить и уехать, значит мне показалось. Ген мудрости активирован, дамы и господа! Я бы порадовалась и включила на полную громкость звук фанфар, но вместо этого в голове звучит стрекотание сверчков.
Почему-то мне стало не по себе от одной только мысли, что через пять дней всё резко прекратится и мне больше не принесут пончики с доставкой на дом вместе с букетом моих любимых цветов.
Почему-то мне показалось странным больше не услышать его: «Га-а-а-аби-и».
Почему-то мне показалось ужасно несправедливым второй раз переживать потерю одного и тоже человека. Эдакая насмешка судьбы, мол в первый раз недостаточно намучилась. Расслабилась?! Забыла, говоришь?! Получай!
Однако потом мне почему-то показалось нелепым думать об этом, и я забросила эти мысли в воображаемый дальний ящик моего мозга, громко хлопнув им. Так-то я решаю проблемы! По-взрослому и мудро.
Ага, такие дела.
Пока я жевала всю эту дребедень в голове, ужин подошёл к концу, и мы с Диего, попрощавшись с родителями и пообещав не пропадать надолго, выехали в сторону дома.
— Сеструха, я ни на что не намекаю, но может прольёшь свет на то, что творится в твоей прекрасной голове? — аккуратно поинтересовался Диего, выезжая со двора родительского старенького дома.
Дом и впрямь требовал ремонта, но сколько Диего не предлагал родителям сделать его, они наотрез отказывались, мотивируя это тем, что ему и так есть куда и на кого тратить деньги.
— А ты дай мне фонарик, чтобы я сама посветила и поняла, что там, в моей голове, творится, — усмехнулась я, смотря в окно. — Там сам чёрт ноги и рога обломает.
Диего тихо рассмеялся, сделав радио потише.
— Дорогая, ты же знаешь, что я приму любое твоё решение? Если ты действительно этого хочешь и уверена, то я не стану мешать тебе, — покосился он на меня.
— «Этого» это чего?! — уточнила у него, бросив на него прищуренный взгляд.
— Быть с патлатым.
Я улыбнулась. Судя по рассказу Джастина, мой брат больше не ненавидел Оливера, но это не мешало ему называть его подобным образом.
— А с чего ты решил, что я хочу этого?!
— Я не решил. Поэтому и задал свой вопрос. Но я не слепой, Габи. Тебе хорошо с ним. Знаешь, когда вы танцевали, то я невольно задумался о том, что было бы, если б он тогда не облажался. Обычно я не думаю в таком контексте «если бы, то», потому что это не несёт ничего, кроме пустых размышлений и топтания на месте. Но не удержался, глядя на вас. Так вот я пришёл к выводу, что даже несмотря на разлуку в три года, отсутствие любого общения за это время, ссоры пока он здесь и наше сопротивление, между вами нихрена не изменилось. Он как-то умудряется чётко и очень верно подбирать к тебе ключики, чувствуя малейшие изменения твоего настроения. Кроме того, он чертовски уверен в себе, а для мужчины это огромный плюс, — раскладывал по полочкам житейскую мудрость мой брат, пока я слушала его, не дыша и не моргая.
