Сашка догадался-таки сбросить звонок, проход закончился, тут была еще одна дверь, заставленная всяким барахлом, он в две минуты раздвинул все эти веники, картонные ящики, тряпье, отпер, выскочил… Лестничная площадка. Снизу – неясный шум. Хватаясь рукой за скользкий пластик перил – наверх.
Шар, торжествуя, пел.
Пропустив этажа три, Сашка ввалился в очередную подсобку, споткнулся и полетел, выставив перед собой руки, прямо на стеллаж. Что-то загрохотало, закапало. Вскочил, перепрыгнул, добрался до двери.
Туалет. Никого.
Мобильный опять зазвонил, он опять нажал «отбой» и, зачем-то пригладив волосы, вышел в коридор к мемориям.
Мягкий свет, шорох невидимых мертвых голосов. Пауза – и тишина взорвалась криками.
Дед продолжал петь.
«Балкон, – сказал себе Сашка, – найти балкон и не паниковать. Они тут сами все будут сейчас носиться как угорелые. Я смогу, успею».
Истерично завизжал звонок-сирена. Сашка побежал – коридор изгибался плавной дугой, по обе стороны темнели дверные проемы, из некоторых удивленно выглядывали люди. Вдруг – развилка, на стене – указатели: к лифту, к мемориям, к внешней дуге коридора, к хранилищу.
К внешней дуге. Впереди заметил высокие стеклянные двери. Не заперты.
Выскочил – и тут же попятился, захлебываясь от тугого, стылого ветра. Внизу виден был сразу весь Парк – словно поле, расчерченное на клетки для какой-нибудь сложной игры. Линии – нити душеловов, все – слишком далеко. Неопасны.
– Получилось, – прошептал Сашка. – Получилось…
Он упал на одно колено, поставил сумку на пол и догадался наконец посмотреть по сторонам. Никого. Справа балкон уходил вниз, слева – загибаясь, тянулся кверху. Он охватывал всю башню тугой узорчатой лентой, сжимал, словно пружина. По идее, любой, если бы захотел, мог подняться или спуститься по нему пешком, но на деле всегда какую-нибудь секцию закрывали леса. Душницу бесконечно подновляли, восстанавливали, улучшали…
Лесов тут не было – и не было сетки, предохраняющей от случайного падения. За всю историю душницы никто ни разу не пытался, выпрыгнув с балкона, свести счеты с жизнью. Здесь не полуостров, здесь заботятся о душе.
Сашка расстегнул «молнию» и достал мяч. Снова вздрогнул, когда коснулся его поверхности.
И еще раз – услышав голоса этажом ниже.
Хриплый:
– …безумие какое-то.
Нарочито спокойный, рассеянный:
– Мне только что звонил Григорьев с двести пятого. И Храпко: у них на сто девяностом то же. Как будто эпидемия, цепная реакция.
– Бр-р-ред! Боже, какой бред! Ты связывался с патриархом?
Собеседник хриплого затянулся папиросой, выдохнул.
– Велели стравливать пар. Точней – выпускать.
– Что-о-о?! Они вообще понимают?.. И кто это «велели»?
– Успокойся, решение согласовано на высшем уровне. Времени нет, надо все делать оперативно. Я уже велел поднять списки. Тех, кого не посещали больше года, – в первую очередь. – Еще одна затяжка. – Уже должны были объявить, что поступил звонок, якобы кто-то из застенных радикалов пронес бомбу. Эвакуация, полная блокировка. К вечеру управимся.
– А если они не уймутся? Ты помнишь, как в семьдесят втором?..
– Выпустим столько, сколько потребуется. Все, точка.
– Но мы же… это ведь хуже убийства, Вадим! Ты же верующий человек, должен понимать…
– Что я должен понимать? «Лишаем их шанса на искупление грехов»? «Ввергаем в пучину огненную»? А может, наоборот? В любом случае сейчас это не имеет никакого смысла. Диспуты потом, сначала – дело. «Мертвые к мертвым, живые – живым». Классиков надо читать, Андрюша, классиков.
Они ушли, точно ушли, но Сашка еще какое-то время так и сидел: упершись одним коленом в ледяной пол балкона, сжимая в руках пульсирующий мяч. Из оцепенения его вывел звонок мобильного.
– Да? – Он прижал мобильный плечом к уху и начал отрывать полоски скотча. – Да, я слушаю, говорите.
– Турухтун?
– Курдин?!
– Ты чего не отвечал? Слушай, я только сообразил… Ты сейчас вообще где?!
– Какая разница? И лучше давай потом…
– Только трубку не бросай, слышишь! Обещаешь? Это важно!
Сашка оторвал последнюю ленту, разломил мяч и вынул оттуда дедов шар. Тот рванулся кверху, струной натянул цепочку.
– Алло! Чего молчишь?
– Обещаю, – сказал Сашка. – Только быстро давай, мне некогда.
Он встал и отошел подальше от дверей, чтобы случайно не заметили. Давно надо было, дурень.
– Мне мать сказала, что Настя уезжает. Я звонил попрощаться – а ее нет дома. Вроде как с тобой и с Лебединским ушла в душницу. Тут я и сообразил. Если бы с тобой одним – ладно. Но с Лебединским!..
– Ну и что ты там сообразил?
– Зачем тебе деньги, – тихо ответил Курдин. – И зачем она помогла тебе пройти в душницу.
– Ну и зачем? – так же тихо спросил Сашка.
– Это ветер, да? Ты уже наверху? Не бойся, Турухтун, я не выдам. Я тебе завидую, Турухтун: я бы так не смог.
– Ты говорил – у тебя что-то важное. Если нет… у меня мало времени, честно. Лучше созвонимся…
– Не отпускай его!
– То есть?
– Я ведь тоже думал о таком. Ну, чисто теоретически. И как быть с душеловами – тоже; и, конечно, вариант с душницей рассматривал. Не получится, Турухтун.
– Представь себе, я уже здесь, – зло сказал Сашка. – Стою на балконе и трачу на тебя время. Понял?!
– А дальше что? Отпустишь шар – лети в небо? Душеловы далеко внизу, все такое… Ага, сейчас! Она вся – один сплошной душелов, понимаешь? Почему, по-твоему, у нее этот балкон спиральный? Да потому что в сам балкон душеловы и вживлены, в узоры эти уродские.
Внизу вдруг хлопнула дверь, кто-то спросил:
– Где? Где?
– Должен быть где-то здесь, его видели…
Сашка замер.
– …понимаешь, Турухтун, это бессмысленно. Его притянет к верхнему какому-нибудь витку – и все. Потом когда-то снимут – если заметят. Сваливай оттуда. Вместе придумаем вариант получше. Времени у нас полно, спешить некуда…
– Ты же мог просто вывезти своего куда-нибудь далеко за город, – прошептал Сашка. – Если бы хотел.
Курдин запнулся.
– Да, но…
– Ладно, – сказал Сашка, – спасибо за помощь.
И вырубил мобилу.
Внизу на повышенных тонах спорили, искать его или заняться более важными делами.
– Подожди-ка, – велел один. – Тихо.
– Что?..
